Лорен Оливер - Пропавшие девочки

Я клянусь, Господи. Пожалуйста. Только пусть с ней все будет в порядке».

Какой я была дурой, когда надеялась, что Дара придет, что ее притянет ко мне словно магнитом, так же, как когда мы были маленькими. Она наверняка тусуется где-нибудь в Ист Норвоке, пьяная и счастливая, или пьяная и несчастная, празднует свой день рождения, позволив какому-нибудь парню засунуть руку ей между ног. Может даже, этот парень – Паркер.

Фейерверк уже закончился, и парк начинает пустеть. Я замечаю, что «могильщики» уже работают вовсю. Сегодня их семеро в смене, включая самого Уилкокса. Мешки с мусором аккуратно сложены у ворот, а стулья собраны в высокие башни.

Двое охранников у ворот следят за тем, как гости покидают парк. Перед «Бум-е-рангом» уже никого нет, но в воздухе еще витает легкий пороховой дымок – запах петард. Когда я в конце концов снова забираюсь в машину Дары, чувствую усталость во всем теле, тупую боль во всех суставах и щиплет глаз.

– С днем рождения, Дара, – произношу я вслух.

Выуживаю телефон из кармана. Неудивительно, что она так и не ответила на мое сообщение.

Не знаю, что заставляет меня ей позвонить. Простое желание услышать ее голос? Не совсем. Злость? Нет, и не это – я слишком устала, чтобы злиться. Может, я хочу убедиться, что права и она просто забыла про ужин, что прямо сейчас она сидит на коленях у Паркера, пьяная и радостная, а он обнимает ее за талию и целует между лопаток?

Возможно.

Как только в трубке возникают гудки, до моих ушей доносится еще один звук, немного приглушенный, так что секунду я не могу понять, в чем дело. Я просовываю руку между водительским сиденьем и дверью и, наткнувшись пальцами на прохладный металл, достаю телефон Дары, который каким-то образом туда завалился.

Я даже не удивлена, что она брала машину, несмотря на запрет родителей. Хоть Дара и не лучшая ученица, по умению нарушать правила у нее твердая пятерка с плюсом. Но это странно и подозрительно, что она оставила свой телефон. Мама всегда шутила, что ей нужно хирургически вживить телефон в ладонь, а Дара отвечала, что, если ученые изобретут такую процедуру, она будет первой в очереди.

Я открываю ее сообщения, внезапно испытывая тревогу. Однажды, когда я училась в пятом классе, прямо посреди контрольной по обществознанию со мной кое-что произошло. Я заполняла контурную карту стран Европы и как раз дошла до Польши, когда неожиданно почувствовала острую боль в груди, как будто кто-то изо всех сил сжал мое сердце. И я поняла, почувствовала, что с Дарой что-то случилось. Сама того не осознавая, я вскочила, громко отодвинув стул. Все уставились на меня, а учитель, мистер Эдвардс, приказал мне сесть. И мне пришлось сесть, потому что я не знала, как объяснить случившееся. Я перепутала Германию и Польшу, а Бельгию вообще не подписала, но все это не имело значения. В середине контрольной в дверь вошла заместитель директора школы с мрачным лицом и жестом приказала мне следовать за ней.

Во время перемены Дара попыталась забраться на забор, ограждающий промышленный комплекс на другой стороне дороги. Там располагалась фабрика, выпускающая детали для кондиционеров. Она добралась до самого верха – несмотря на крики учительницы, которая призывала ее остановиться, – затем потеряла опору, сорвалась и, пролетев дюжину футов, приземлилась прямо на острый кусок ржавой трубы, непонятно откуда взявшийся, лежавший в траве. Труба вошла прямо ей в грудину. Всю дорогу до больницы Дара молчала. Даже не плакала, просто ощупывала трубу и пятно крови, расползающееся по ее футболке, словно они ее удивляли. К счастью, доктору удалось извлечь кусок металла и зашить ее так аккуратно, что шрам был почти незаметен. И еще несколько недель после этого происшествия она могла хвастаться прививками от столбняка, которые ей назначили.

Сейчас, когда я сижу в ее машине, ко мне возвращается то же чувство, что я испытала тогда: знакомое волнение, ужас и давление в груди. И я чувствую, я точно знаю , что Дара в беде.

Все это время я думала, что она просто продинамила нас сегодня вечером. Но что, если это не так? Вдруг с ней случилось что-то плохое? Вдруг она напилась и уехала куда-нибудь, а теперь проснулась и не знает, как вернуться домой? Вдруг кто-то из ее придурочных дружков начал к ней приставать, и она сбежала без телефона?

А вдруг, а вдруг, а вдруг… Эти слова, словно барабанная дробь, звучали сквозь все четыре последних года моей жизни.