Хизер Грэм - Смертельная ночь

— Ага. Мы с ребятами ходили на прошлой неделе возле реки, искали еду, а она на нас как напустится… — начал рассказывать Билл.

Шагнув к нему, Брендан схватил его за горло. Его пальцы змеей сжались вокруг шеи Билла, пришпилив его к столбу, у которого тот недавно лениво отирался. Билл извивался у него в руках, но с Бренданом ему было не совладать. И он знал это.

— Какого черта? — прохрипел он. — Под трибунал захотел?

— Что вы с ней сделали? — сурово спросил Брендан.

— Ничего, ничего, клянусь! — Лицо Билла налилось кровью.

Вокруг них собиралась толпа. Никто из солдат даже не пытался защитить Билла, все лишь молча смотрели. Билл не пользовался любовью товарищей. К тому же жестокость военных, которую доводилось испытывать на себе их братьям — и особенно сестрам, — вызывала у многих тошноту.

— Это все Виктор Гребб… это они с Артом Бинионом… они поехали туда сегодня.

Брендан отпустил его.

— Когда?

Билл потирал шею. Краснота медленно сходила с его лица.

— Сволочь ты, Флинн… — начал было он. — В ту же секунду Брендан снова схватил его и прижал к столбу. — Полчаса назад, — прохрипел Билл.

Брендан выругался. Ведь у него есть связи. Но сейчас эти связи не спасут Фиону. Или маленького сына Слоуна.

Забыв о пленном, которого нужно было передать в штаб, он повернулся и побежал к своему коню. Его Меркурий был взращен на семейной плантации, как и верный Пегас Слоуна. Бедняга, он совсем выдохся. Но Брендан сильно пришпорил его и пустил в галоп по улице, которая выходила на разбитую, изрезанную бороздами дорогу, истоптанную лошадьми и людьми.

Убитую войной.

Будь проклята эта война и смерть. Будь прокляты обстоятельства, позволяющие людям забывать границы между добром и злом, забывать о милосердии и человечности.

Волосы у него на затылке зашевелились при мысли о Викторе Греббе. Он был настоящий маньяк. Приглянувшиеся ему женщины бесследно исчезали.

Путь до плантации был далек и труден. Брендан нахлестывал коня, надеясь, что успеет помешать насильникам сделать свое черное дело. Но они, конечно, намного опережали его, да и лошади у них были посвежее.

Наконец впереди показался дом. Издалека он выглядел тихим и безмятежным, как в прежние времена. До войны.

Война началась из-за убеждений, из-за земли. Но это тут при чем?

Он мчался по дубовой аллее, думая лишь об одном.

Фиона.

Брендан подъехал к дому как раз в тот момент, когда она, пронзительно вскрикнув, бросилась вниз с балкона. И он увидел врага — во дворе был солдат в форме конфедератов. Тот выстрелил в сторону балкона с бешеным ревом, страшнее которого Брендану еще никогда не доводилось слышать. Выстрел разорвал в клочья тишину прекрасного весеннего утра, и Брендан сделал то, что подобало мужчине, — он сорвал с плеча винтовку и выстрелил во врага.

И лишь когда тот повернулся, смертельно раненный, целясь в Брендана, он узнал солдата, одетого в эту желто-коричневую с серым форму.

Слоун.

Пуля попала ему в грудь. Брендан понял, что убил собственного двоюродного брата. Господи, но это же не нарочно! Не по злому умыслу… О боже, какой ужасный конец им всем, проклятым в глазах потомков…

По иронии судьбы Слоун тоже его убил. Ибо он чувствовал, что умирает.

И тогда он увидел Виктора Гребба, который стоял на балконе, зажимая рану на плече, и бешено ругался. Кровь струилась меж его пальцев — оттуда, куда угодила пуля Слоуна.

Руки Брендана были холодны и уже почти бесчувственны. Собрав последние силы, он поднял винтовку, взвел курок и выстрелил. Выстрелил в Гребба, человека, навлекшего на них проклятие.

Последнее, что он слышал, умирая, был надрывный детский плач в доме. Сын Слоуна. Слоун так и не узнал, что у него есть сын. Брендан не написал ему, полагая, что Фиона сама должна это сделать. Он молился, чтобы ребенок выжил и смог когда-нибудь искупить вину их проклятого семейства. Ибо они были прокляты в памяти и глазах всех людей.

А в глазах Бога?

Вскоре он узнает.

Только надеялся, что Бог — и время — простят их всех.

Плантация Флиннов

Наши дни

Шейла провалилась куда-то под землю. Наряду со страхом ее не оставляло острое чувство растерянности. Поблизости плескалась вода. Пахло сыростью и гнилью, пронизывающей, казалось, стены вокруг… если это были стены. Она моргала и щурилась, но ничего нельзя было разглядеть в кромешной тьме.

Она села, пытаясь сообразить, куда она попала.

Вдруг впереди среди тьмы возник крошечный огонек, такой яркий, что его свет больно резал глаза, но светлее не становилось. Подняв руку к лицу, чтобы не видеть слепящего сияния, она повернула голову и тут же хрипло вскрикнула от ужаса.