Юрий Кургузов - Луна - Солнце мертвых

(Честное слово, смотреть на Моргенштерна было для меня сейчас сплошным удовольствием. Грозный еще недавно повелитель вампиров и оборотней, колдунов и ведьм казался рядом с этим величественным колоссом просто жалким огородным пугалом. За все время, прошедшее с момента первого удара грома, он не произнес ни слова, и только окровавленные губы беззвучно шевелились, так, будто он возносил молитву. Кому? Может быть, Вельзевулу?..)

Одноглазый повернулся в нашу сторону и вопросительно посмотрел на Лорелею:

— А с ними что делать? То же самое?

Она покачала головой:

— Их ты отпустишь.

— Гм, понятно… А тех? — Огромный палец показал на оборотней. — Надеюсь, хоть их-то нет?

Ее глаза потемнели.

— Их — нет.

Седобородый усмехнулся и махнул рукой товарищам:

— Слышали? Славная предстоит работа!

Лорелея раздраженно дернула плечом.

— Ты слишком торопишься. Здесь, в лесу, в кустах и реке, полно и других тварей…

Одноглазый кивнул:

— Я понял: начинаем охоту, но люди должны жить.

— Да, они должны жить, господин.

Седобородый нахмурился:

— Тогда пусть уходят, и поскорее. Человеку не годится видеть т а к о е.

— Они уйдут… — Лорелея торопливо соскочила с коня и подбежала к нам. Она обвела каждого внимательным взглядом и наконец повернулась ко мне: — Ну, вот и все. Страшная старая сказка закончена, сударь… По крайней мере, для вас.

— Н-но… — Кажется, впервые в жизни я покраснел.

— Сейчас мы расстанемся навсегда, — грустно улыбнулась она.

— Н-навсегда?! — Язык меня почти не слушался.

— По-видимому. — Она искоса посмотрела на Яна. — Редко кому доводилось встречаться со мною дважды.

Ян молчал.

— И вы… никогда больше не придете? — с трудом проговорил я.

Еe припухлые губы снова тронула слабая улыбка.

— Приду… Я обязательно приду, сударь, но только тогда и туда, где буду нужна. Однако навряд ли судьба захочет еще раз свести нас — для этого необходимо поистине невероятно точное стечение всех мыслимых и немыслимых обстоятельств. Прощайте?..

(Клянусь, в ее устах это прозвучало как вопрос!)

Я закричал:

— Нет!..

И тогда она медленно стянула с пальца черное кольцо Моргенштерна и резким взмахом швырнула его в ночь. А потом тихо повторила:

— Прощайте…

Я молча смотрел, как она садится в седло, как возвращается к одноглазому. Потом кто-то подтолкнул меня к лошади; гигантские псы и всадники расступились, и, вытянувшись в цепочку, мы покинули Каменную Пустошь. Я ехал последним и, обернувшись, бросил прощальный взгляд назад. Та картина останется в моей памяти навсегда: Лорелея, тоже смотрящая нам вслед, громкий возглас: "Послушай, а может, возьмем его в шуты?" — и трубный хохот одноглазого и неподвижный, точно заледенелый силуэт Моргенштерна, которому — теперь я был в том уверен — никогда уже не ходить по этой земле.

Мгновение спустя над темным лесом раздался жуткий вой небесных псов — и наши лошади в ужасе понесли.

Д и к а я о х о т а н а ч а л а с ь…

Ну вот, собственно, и все, об остальном можно рассказать буквально в нескольких словах. К великому нашему огорчению, священник — а это его тяжело ранил оборотень — скончался в замке, так и не придя в сознание, хотя доктор Шварценберг и сделал все, что было в его силах. Тело отвезли в деревенскую церковь, и похороны назначили на следующий день. Все мы, особенно я и Ян, невольно чувствовали себя виновными в этой смерти — из двенадцати человек, отправившихся в ту ночь на великую битву с вурдалаками, погиб он один — и как случайно, нелепо погиб!..

Но, возможно, душе его на том свете будет отрадно узнать, что уже после восхода солнца в замок, довольный и гордый, заявился Примас, которого мы тщетно искали и звали по дороге домой, и приволок изгрызенный труп большого волка с куцым хвостом. Не говоря друг другу ни слова, мы с Яном оттащили оборотня за конюшни и, разведя огромный костер, бросили в огонь. Когда от зверя осталась одна зола, Ян собрал ее в мешок и, поднявшись на крепостную стену, развеял по ветру. Признаться, твердой уверенности в том, что волк этот — Карл, у меня лично поначалу не было. Однако, увидев просто-таки счастливое лицо Яна, когда он слезал со стены, и смеющийся оскал Примаса, я тоже вздохнул наконец с облегчением: ошибки, по-видимому, быть не могло.

Около полудня проснулся граф. Он был еще очень слаб, и потому мы с инспектором, не слишком утомляя его светлость невероятными подробностями событий минувшей ночи (кстати, граф абсолютно не помнил, что с ним произошло), сообщили лишь, что отныне все будет в порядке, никакой чертовщины в замке в ближайшие триста лет не предвидится, и он снова уснул, весьма довольный громогласным заявлением достопочтенного господина инспектора о том, что тот не имеет более ко мне никаких уголовных претензий и снимает с меня подозрение в убийстве дворецкого и осквернении тела покойного. (Да, чуть не забыл: труп старика так и не нашли, но я сказал Яну, что с этой стороны нам бояться нечего — кол ему в сердце я вогнал хотя и несколько любительски, но тем не менее достаточно профессионально.)