Кристофер Фаулер - Бесноватые

Вот так я и прибыл в частную резиденцию Гитлера, — с поддельными документами и легендой, которую можно было развалить с помощью одного простого телефонного звонка, — решительно настроенный заполучить обратно девушку, которую потерял в том венском отеле. С первой проблемой можно было разобраться, получив доступ к месту расположения персонала, куда нам было строжайшим образом запрещено проникать. После этого мне предстояло убедить в своих добрых намерениях саму Грету — так, чтобы она не подняла тревогу и чтобы меня в результате не отдали на растерзание охране СС.

Была у меня и еще одна причина беспокоиться. В доме, подчинявшемся удушающим законам допустимого поведения, человек не мог расслабиться ни на секунду, и я, будучи клиническим пациентом с синдромом Туретта, [10] Синдром Туретта — разновидность гиперкинеза, проявляется в разнообразных тиках, а также в копролалии, то есть и непроизвольном произнесении вульгарных или нецензурных слов. (Прим. пер.). переживал, что стресс, тоска и беспокойство, вызванные окружающими условиями, вызовут очередной приступ.

Я страдал от синдрома Туретта в течение шести лет, с восемнадцатилетнего возраста. Это наследственное неврологическое заболевание, которое проявляется в непроизвольных движениях, тиках, гримасах, хлопках руками, гавкающих звуках, подпрыгивании, подергивании, плевках и в неконтролируемом выкрикивании оскорблений. Об этой болезни, самой асоциальной из всех возможных, помимо того, что я рассказал, известно совсем мало. Можете догадаться, что я молился, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из персонала герра Гитлера, будучи в припадке.

Обнаружил я еще и то, что припадки могли вызываться определенными видами пищи и тянуться несколько дней напролет. В такое время я был способен пораниться сам или поранить других людей. Я принял решение быть крайне осторожным в еде во время уикенда и вообще есть как можно меньше.

В моей комнате лежал подписанный экземпляр «Майн Кампф» и несколько французских порнографических книжек, привезенных из Парижа. Висящий над большой твердой кроватью зловещий портрет Гитлера диктовал атмосферу всей комнаты. Я прошел по коридору навестить маленького берлинского npecca Trauie Швеннера и обнаружил, что его комната и моя были похожи как две капли воды — вплоть до покрывала с ручной вышивкой на кровати. Полотенца в ванной были сложены тоже в точности, как у меня.

Швеннер не испытывал совершенно никакого желания находиться там, где находился. Его пригласили по настоянию Геббельса, и он просто никак не мог отказаться. Подобно мне, никаких иллюзий в отношении нашего хозяина он не питал. Он точно так же видел и неистовое идолопоклонство моторизованных толп, и избиения людей на улицах. Однако мы оба были при этом наблюдателями, потому что рядом шла своей дорогой большая история, нам не подчинявшаяся, и нам нужно было просто выжить, чтобы остаться свидетелями.

Наша группа — одна из многих подобных групп, организованных для посещения резиденции в том году, — была набрана с целью заставить нас распространить слухи о добрых деяниях Гитлера. Для осуществления этой цели мы должны были провести всю субботу, слушая цикл скучных лекций, читавшихся различными высокопоставленными экспертами по пропаганде. На следующий день ожидались еще лекции, а уезжать нам предстояло вечером в воскресенье. Но моим твердым намерением было исчезнуть под покровом темноты и забрать Грету с собой.

Дом был набит известными картинами и гобеленами — на грани вульгарности: все они были взяты в бессрочный прокат из величайших музеев Германии. Когда я услышал звук обеденного гонга, я все еще боролся с галстуком-бабочкой, пытаясь его завязать, поэтому мне пришлось бежать. По рассказам Швеннера, у него в агентстве ходили слухи о гостях, которые не успевали прибыть к приему пищи у Гитлера вовремя. Никому неизвестно, что происходило с ними потом: поздно ночью они пропадали.

Несясь к лестнице, я увидел приближение Вирджинии, выглядящей совершенно неотразимой в вечернем платье из изумрудного шелка.

— Я не привыкла являться к обеду без косметики, — пожаловалась она. — Горничная явилась ко мне в комнату и предупредила насчет сережек: их нельзя надевать. Я знаю, он любит, чтобы его крестьянки были естественными и розовощекими, но это уже слишком. А ты-то, кстати, как здесь оказался? Я думала, тебя уволили.

— Специальное задание, — сказал я быстро. — «Таймс» хочет знать, искренен ли Гитлер в вопросе о политике умиротворения.