Андрей Звонков: Закон сохранения

— Доктор Наф-Наф! Выписываете своего?

Все, сказала, приклеила. И хотя, она потом, извинялась на дежурстве, слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Давно уже Ирочка заведует реанимацией в другой больнице, а Кабанов перевелся в кардиологию, но кличка, что второе имя… Наф-Наф.

Главный, наконец, встал и, подойдя к Виталию Васильевичу, пожал руку.

— Поздравляю. Приказ о вашем назначении ио начмеда я подпишу сегодня, к своим обязанностям приступите через неделю. Недели вам хватит, чтобы подобрать себе замену?

Доктор Наф-Наф тоже встал, и ощущая рукопожатие ответил крепко, потом выговорил немного невпопад:

— Постараюсь, — и повернувшись к Артемию Николаевичу, — я хотел бы с вами поговорить.

Тот радушно улыбнулся.

— Ну разумеется. Пойдемте ко мне.

Главный подождал стоя, пока они вышли.

В кабинете зама по лечебной работе, более известного как начмеда, они уселись за журнальный столик. Артемий Николаевич включил электрический чайник, а Кабанов, которого уже потряхивало от возбуждения, сквозь зубы процедил:

— А предупредить нельзя было, Артемий Николаевич? Я как дурак был, ей Богу!

Начмед сел напротив и без смущения ответил:

— Если б я все мог знать заранее, проблем было бы значительно меньше.

Они некоторое время сидели молча, отхлебывая чай и, заедая его конфетами из подарочной коробки. Потом Кабанов сказал:

— Откуда мне ждать подвоха, Артемий Николаевич?

Начмед нахмурился.

— Постарайся отвертеться от пищеблока.

— В каком смысле?

— В прямом. Сейчас пробу снимает Зинаида Николаевна, пусть и дальше снимает.

Кабанов удивился. Он раньше никогда не задумывался об этом. Как и все дежурные врачи и медсестры, ел, то, что приносила буфетчица, или не ел, а сразу выбрасывал в унитаз. Но понимал, что "гнать волну" бессмысленно. От чего зависело качество привозимой еды, не знал никто.

— Значит, связываться не надо? Не советуете?

— Плетью обуха не перешибешь, — сказал начмед. — себе дороже.

— Ну что ж, спасибо за напутствие. — Доктор Наф-наф допил чай, доел конфету из коробки, прокатал между пальцами фольговый фантик, и точно бросил его в мусорную корзинку, стоявшую у двери. — Пойду работать.

Начмед поднялся, протянул руку. Кабанов ответил на рукопожатие.

— Я вас не оставлю, Виталий Васильевич. Все телефоны для связи передам, и надеюсь, нам вместе многое удастся. И будьте аккуратны в отношениях с Рашидом Шарифовичем. Он очень обидчивый человек. И злопамятный. Думаю, вы это и так знаете.

Кабанов молча кивнул, и вышел.

Довольно резкий и неожиданный поворот в карьере и всей жизни. Лечить, учить молодежь, быть подчиненным и самостоятельным одновременно, все это уже стало привычным, ровным. Каждый день был известен заранее. Семья, работа, выходные… подворачивающаяся иногда халтура, если вдруг звонил кто-нибудь из старых друзей и просил проконсультировать своего знакомого или родственника, довольно щедро оплачивая такую консультацию. Периодические споры с доцентом кафедры, паразитирующей на инфарктном отделении. Доцент, постоянно пытался навязать свои методики лечения. Кабанов же, периодически сажая доцента в лужу на простых вопросах, противостоял этим попыткам. Теперь настырный доцент дорвется. А может наоборот мне удастся его более эффективно посылать? — думал Виталий Васильевич, идя длинными подземными коридорами в свой корпус. В конце концов, я теперь буду руководить всей терапией клиники. Но отделению внимания придется уделять меньше. Кого же оставить за себя?

Он по прежнему очень остро переживал за всех страдающих и умирающих, хотя и не подавал виду. Избыточная острота сопереживания, незаметно, сама собой ослабела, перестала быть изнуряющей, но и в равнодушии оставаться не позволяла. Он заметил, что повышенная чувствительность его подсознательно заставляла искать наиболее эффективные способы лечения, не давать кафедралам и интернам проводить, казавшиеся ему рискованными, эксперименты с лекарствами или исследованиями на тяжелых больных. Недавно он капитально поцапался с пресловутым доцентом, когда тот со студентами три часа крутил больного с сердечной недостаточностью, замеряя у него "легочную воду". Кабанов выгнал всех из шоковой палаты, привел доцента в ординаторскую, и медсестры впервые услышали, как ругается доктор Наф-Наф через закрытую дверь.

Вернувшись от главного, Кабанов сразу включился в работу. За полтора часа его отсутствия поступили двое больных…