Андрей Звонков - Закон сохранения

— А как же пробы снимать? — Максаков знал все тонкости досконально.

— Утром и вечером пробы снимают дежурные врачи, а в обед ходят главный с замшей по хирургии. Саш, мне все это до фонаря. Чего ты хочешь?

— Да так, сегодня на летучке доложили об успехах, вот и решил позвонить, посоветоваться. Все ж таки, пока я у вас лежал, кормили неплохо.

— Еще бы! Шеф-повар сегодня тряс пачкой чеков, убеждая главного, что они все это купили для дома.

— Ага. А эта, как ее, Сафронова Евдокия Ивановна, кореньщица, накатала ЧП, — Максаков перевел, — чистосердечное признание. Уже дело завели. Что скажешь?

— А чего ты от меня ждешь? Я ей не родственник. Раскаялась? Хорошо. — он понимал, что Максаков ждет от него просьбы похерить эту бумажку с признанием кореньщицы. Но не дождется. — В конце концов, и без того на кормежку больных выделяются слезы, а они еще и прут у них!

— Ну, как скажешь. Я передаю дело в прокуратуру.

Кабанов пожал плечами.

— Передавай.

— Слушаюсь, доктор. Ты как насчет рыбалки? Найдешь пару дней? — Максаков был в своем репертуаре. Виталий Васильевич понял, что теперь не открутиться. Придется ехать.

— Найду.

Полковник обрадовался, словно ребенок.

— Все, заметано! Я те позвоню. Возьмешь дня три, махнем на Волгу, накормлю шашлычком из осетрины! Ты чуешь?

— Чую. — и Кабанов потянул ноздрями, будто и в самом деле чуял аромат шашлыка.

— Ну, до встречи!

— Пока.

Такой вот разговор. Перепуганная насмерть кореньщица пишет чистосердечное признание. Главный знает. Шеф-повар знает. Эта писулька у них словно кость в горле. А Кабанов только что ее пропихнул насколько возможно глубже. Ну их к черту!

Полдня Виталий Васильевич разбирал огромные пачки накопившихся историй, читал, выписывал ляпы, делая пометки для замечаний лечащим врачам и заведующим отделениями. В обед вскипятил чайник, запер дверь, позвонил в секретариат и предупредил: "Меня нет полчаса". Развернул пару бутербродов. Слушая новости по радио, прихлебывал чай. В дверь один раз крепко стукнули. Кабанов решил, пока не доем — не открою.

Убравшись, он прополоскал рот последним глотком чая, и отпер дверь. Кабанов не успел сесть за стол, как к нему, не спросясь, вошел мужчина. Как определил доктор Наф-наф — из новых русских. Двубортный пиджак клубный, с металлическими пуговицами, черная рубашка без воротника, поверх нее золотая цепь, не очень толстая, но очень красивого плетения без креста, как это часто бывает, на пальце перстень "гайка" с камушком. Лет ему около тридцати, стрижка дорогая, очки не темные но дымчатые в золотой оправе. Кабанов приготовился, что его начнут просить насчет места в одноместной палате и денег предлагать.

Вошедший, не представившись, спросил:

— Вы — Кабанов?

— Да. А чем могу?

— Мне сказали, вы можете помочь моей матери.

— А что с ней?

— Ее вчера замели, — неожиданно сказал посетитель. Он говорил довольно правильно, не прибегая ни к распальцовкам, не употребляя ни "типа", ни "чиста", ни "конкретно". Только это — "замели" диссонировало.

— В каком смысле?

— В прямом. — посетитель, откинулся на стуле и заложил ногу за ногу, — она работает у вас в пищеблоке. Так ее с сумкой менты вчера взяли. Они так наехали, что мать написала чистосердечное.

Изумлению Кабанова не было предела. У кореньщицы-пенсионерки, которая за семьсот пятьдесят рублей в месяц картошку чистит, сын — бизнесмен, и далеко не бедный! А она еще и ворует. Интересно — зачем? Внукам на подарки? Он спросил:

— И чем я могу помочь?

Сынок изящно покрутил пальцами в воздухе.

— Мне сказали, вы можете.

Интересно, кто это ему сказал?

— Весьма сожалею. Но мне нечем ей помочь. — Кабанов встал, давая понять, что разговор закончен.

Сынок старался сохранять интеллигентность, не трогаясь с места, он продолжал, и в голосе его появились просящие нотки.

— Послушайте, я не знаю, зачем матери нужна была эта колбаса, сосиски и масло. Мы не нуждаемся. Но я не могу уговорить ее не работать. Это дурь какая-то, глупость! Мне сказали, что у вас близкие отношения с начальником УБЭП. — Кабанов усмехнулся.

— Это что, намеки?

— Да какие намеки? — Сынок шутку не принял, он повторил, — мне сказали, вас он послушает. Попросите его убрать её бумажку. — Видно было, что привыг либо приказывать либо покупать, а просить для него непривычно.

— Молодой человек, я повторяю, мне очень жаль, но я не могу вам помочь, — ответил Кабанов. — слухи о моей дружбе с начальником УБЭП сильно преувеличены.