Герберт Уэллс - Экзорцист. Лучшие мистические рассказы

Обед обернулся сущим мучением. Лоусон, отличавшийся раньше особым вкусом в одежде, вышел к столу в смокинге с мягкой пикейной рубашкой. Со мной он едва перемолвился словом, зато на слуг обрушивался с руганью, приводившей меня в ужас. Один несчастный лакей так разволновался, что капнул соусом ему на рукав. Лоусон вырвал блюдо у него из рук и разразился бранью в припадке какой-то эпилептической ярости. Кроме того, этот некогда величайший в мире трезвенник поглощал шампанское и старый бренди в таких количествах, что от одного взгляда становилось дурно.

Курить он бросил и через полчаса после того, как мы вышли из столовой, объявил, что идет спать. Я глядел, как он, колыхаясь, взбирается по лестнице, и меня охватили злость и недоумение. Затем я отправился в библиотеку и раскурил трубку. И твердо решил, что уеду завтра же рано утром. Однако пока я сидел, уставившись на алебастровую луну и птиц из мыльного камня, гнев испарился, сменившись дружеской заботой. Я вспомнил, каким славным был раньше Лоусон, как хорошо нам было вместе. Особенно мне вспомнился тот вечер, когда мы обнаружили эту долину и дали волю мечтам. Какая чудовищная алхимия здешних мест превратила джентльмена в животное? Я подумал о выпивке и наркотиках, о безумии и бессоннице, однако все это не укладывалось в мои представления о моем друге. Я еще не вполне отказался от решения уехать, но у меня зародилась мысль, что, возможно, подчиняться порыву не стоит.

Когда я отправился к себе, то повстречал сонного дворецкого.

– Сэр, комната мистера Лоусона в конце вашего коридора. Спит он не очень хорошо, поэтому вы, вероятно, услышите, как он ходит ночью. В котором часу вам подать завтрак, сэр? Мистер Лоусон обычно завтракает в постели.

Моя комната выходила в широкий коридор, тянувшийся вдоль всего фасада. Насколько я мог судить, комната Лоусона была третьей по счету от моей – после еще одной гостевой спальни и комнаты его камердинера. Уставший и расстроенный, я сразу рухнул в постель. Обычно я сплю крепко, но тут вскоре понял, что сон как рукой сняло и мне предстоит беспокойная ночь. Я встал, ополоснул лицо, перевернул подушки, подумал об овечках, бредущих из-за холма, и об облаках, плывущих по небу, однако от этих старых уловок не было никакого проку. Примерно через час подобных фантазий я сдался под натиском действительности и, лежа на спине, глядел на белый потолок и на пятна лунного света на стенах.

Ночь, несомненно, выдалась потрясающая. Я поднялся, накинул халат и пододвинул кресло к стеклянным дверям. Близилось полнолуние, и все плато было залито серебристым и молочно-белым светом. Берега реки были затенены, однако на озеро косо падала широкая полоса света, отчего оно превращалось в подобие горизонта, а кромка земли за ним походила на кудрявое облако. Далеко справа виднелись изящные очертания рощицы, которую я теперь называл про себя Дубравой Астарты. Я прислушался. В воздухе не было ни звука. Казалось, земля мирно спит в лунном свете, и все же у меня было ощущение, что эта безмятежность – лишь иллюзия. Все кругом было охвачено лихорадочным беспокойством.

Никаких обоснований своей догадке я не мог привести, однако ощущение меня не покидало. Под маской глубокой тишины на освещенном луной просторе происходило какое-то движение. У меня возникло то же чувство, что и три года назад, тем вечером, когда я въехал в дубраву. Я не думал, что это неведомое воздействие вредоносно. Я лишь понимал, что все очень странно, и от этого был настороже.

Через некоторое время мне явилась мысль взять книгу. В коридоре не было никакого освещения, кроме луны, однако во всем доме было очень светло, когда я осторожно спустился по большой лестнице и прошел через переднюю в библиотеку. Включил свет, но сразу выключил. Нет, искусственное освещение было ни к чему, я вполне мог обойтись без него.

Я взял французский роман, однако библиотека заворожила меня, и я остался здесь. Сел в кресло перед камином с каменными птицами. Очень уж диковинно смотрелись в лунном свете эти неуклюжие создания, точь-в-точь доисторические бескрылые гагарки. Помню, как мерцал алебастровый полумесяц, словно полупрозрачная жемчужина, и я невольно погрузился в размышления о его истории. Быть может, подобный самоцвет участвовал в обрядах, которые проводили в Дубраве Астарты древние сабеи?

Затем я услышал, как мимо стеклянных дверей кто-то прошел. В таком большом доме наверняка имелся сторож, однако эти торопливые шаркающие шаги, несомненно, не были тяжкой поступью скучающего слуги. Они прошуршали по траве и стихли вдали. Я начал подумывать, не вернуться ли в свою комнату.