Стивен Кинг - Посвящение

Дарси внимательно посмотрела на подругу, молча, не произнося ни единого слова, а затем заметила:

— Вот как?

— Да.

Может быть, теперь ты понимаешь, к чему я клоню. Наверное, тебе будет проще понять, что я имею в виду, когда говорю о естественных отцах. «Сияние небес», «Блеск славы».

— Но если твой Пит прочитал книгу мистера Джеффериса, разве не может быть, что…

— Конечно, может. — Марта небрежно махнула рукой. — Но этого не случилось. Разумеется, я не собираюсь убеждать тебя. Ты или убедишься сама, когда я закончу свой рассказ, или не поверишь. Я хотела рассказать тебе немного подробнее об этом мужчине, о Джефферисе.

— Продолжай, я слушаю, — сказала Дарси.

— Я видела его очень часто с 1957 года, когда начала работать в «Ле пале», до 1968-го, когда он заболел — у него было что-то с сердцем и печенью. Он так много пил и так вел себя, что меня удивляет, как этого не случилось с ним раньше. В 1969 году он приезжал с полдюжины раз, и я помню, как плохо он выглядел, — он никогда не был толстым, но за это время так похудел, что походил на щепку. Впрочем, он продолжал пить, не обращая внимания на то, какое у него лицо, желтое или нет. Я слышала, как он кашлял и как его тошнило в туалете. Иногда он даже плакал отболи, и я думала: ну вот и все, теперь он увидит, что с собой делает, и бросит пить. Но он не бросил. В 1970 году он приезжал к нам всего два раза. С ним был мужчина, на плечо которого он опирался и который помогал ему. И все-таки он продолжал пить, хотя стоило взглянуть на него, и становилось ясно, что ему нужно кончать со спиртным.

В последний раз он приехал сюда в феврале 1971 года. Теперь его сопровождал другой мужчина; первый, думаю, уже ничем не мог ему помочь. Джеффериса привезли в коляске. Убирая его номер, я увидела, что в ванной на металлической трубке для занавески висели трусы, которые используют при недержании мочи. Джефферис был красивым мужчиной, но в далеком прошлом. Когда я видела его последние несколько раз, он походил на старика. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Дарси кивнула. Такие люди иногда встречаются ползущими по улице — пряча коричневый мешок под мышкой или в кармане изношенного старого пальто.

— Джефферис всегда останавливался в номере 1163, в одном из угловых люксов с видом на Крайслер-билдинг, и я всегда убирала в его номере. Через некоторое время он так привык ко мне, что даже знал меня по имени. Это не имело никакого значения — у меня на груди табличка с именем, а он умел читать, вот и все. Не думаю, что он вообще замечал меня. До 1960 года он всегда оставлял два доллара на телевизоре, когда уезжал из отеля. Затем, до 1964 года, оставлял три доллара. Под конец сумма выросла до пяти долларов. Для тех дней это были большие деньги, но это вовсе не значило, что он оставлял чаевые именно мне: просто так было принято. Следовать принятому обычаю важно для таких людей. Он оставлял чаевые по той же причине, по какой открывал дверь даме или, без сомнения, прятал выпавшие молочные зубы под подушкой, когда был маленьким. Единственная разница заключалась в том, что я была феей, которая занимается уборкой, а не феей, которая обеспечивает зубами.

Он приезжал для переговоров со своими издателями, а иногда кинопродюсерами и телевизионными постановщиками, и тогда он собирал друзей. Кто-то из них тоже.

Занимался издательским делом, некоторые были литературными агентами или писателями вроде него. Он организовывал вечеринки, всегда основательные. Я.

Знала о, них главным образом из-за той мерзости, которую приходилось убирать на следующий день — дюжины пустых бутылок из-под виски (главным образом «Джек Дэниеле»), миллион сигаретных окурков, мокрые полотенца в умывальниках и ваннах, кругом остатки пищи, доставленной из ресторана. Однажды я обнаружила в унитазе целую тарелку огромных креветок. Повсюду отпечатки мокрых стаканов, пьяные гости спят на диванах и на полу, хочешь верь мне, хочешь — нет.

Так бывало чаще всего, но иногда вечеринки затягивались и, когда я приходила делать уборку в половине одиннадцатого утра, были еще в самом разгаре. Он впускал меня в номер, и я старалась навести порядок вокруг его гостей. На таких вечеринках не бывало женщин — исключительно мальчишники. И занимались они только одним — пили и говорили о воине. Как они попали на войну. Кого знали на войне. Где бывали на войне. Кто погиб на войне. Они видели на войне такое, о чем никак не могли рассказать своим женам, но им было без разницы, если чернокожая -горничная слышит, что они говорят. Иногда — не слишком часто — они играли в покер на высокие ставки. Они делали ставки и отказывались поднимать их, блефовали и тому подобное, не переставая говорить о войне. Пять или шесть мужчин с красными лицами, какие бывают у белых, когда они начинают пить по-настоящему, сидели вокруг стола со стеклянной столешницей в расстегнутых рубашках и с развязанными галстуками. А на столе навалено больше денег, чем женщина вроде меня зарабатывает за всю жизнь. А как они говорили о войне! Они говорили о ней так, как молодые женщины говорят о своих любовниках и приятелях.