Диана Удовиченко - Эффект преломления

Агнешка с Пирошкой сидели в кухне под большим столом, согнувшись так, чтобы не видно было их среди корзин с овощами.

– Да когда ж притомится, проклятый? – прошептала Пирошка. – Когда уж натешится?

– Как натешится, так еще, гляди, и за новой девкой пойдет, – осадила ее Агнешка. – Ему что? Вон гладкий какой.

Худенькая Пирошка повозилась, устраиваясь удобнее: прутья, вылезшие из корзины, кололи ребра.

– На горе господа уехали…

Анна и Дьёрдь Батори впервые со времени восстания отправились в Эрдёд. Наученные горьким опытом, оставили в замке отряд вооруженных до зубов гайдуков. Каждый из воинов стоил десятка крестьян. Да только вряд ли мужичье вздумало бы снова бунтовать: слишком хорошо помнили прошлогоднюю расправу над непокорными.

Поехали хозяева без детей и с малым количеством прислуги – дела предстояли важные, домочадцы стали бы обузой.

Едва дождавшись, когда карета, окруженная верховыми, покатится по дороге, Иштван вышел на охоту. Как выходил всегда, стоило родителям хоть ненадолго покинуть дом.

Молодые служанки старались спрятаться заранее, никому не хотелось очутиться в лапах молодого господина. Пирошке с Агнешкой повезло, они уже полгода работали помощницами при кухне, а тут имелось много укромных мест, чтобы схорониться. Вечером, расставив по местам посуду и подметя пол, они нырнули в убежище, где досидели до глубокой ночи. Теперь, прислушиваясь к воплям девки, которой не посчастливилось попасться на глаза Иштвану, они тихо переговаривались.

– Чего ж неймется ему? Чисто зверь бешеный!

– Все потому что от одной крови рожден, – важно пояснила Агнешка.

– Как – от одной крови?

Вытаращив прозрачно-голубые, как родниковая вода, глаза, Агнешка таинственно прошептала:

– Госпожи Анны и господина Дьёрдя матери – родные сестры.

– Ну и что? – удивилась Пирошка.

– А то, что мне тятька сказывал: нельзя долго скотину одной крови случать – больная будет да слабая. А почитай, половина Батори между собою женятся…

– Так то скотина, – перебила ее простоватая подружка, – а то господа…

– Пирошка, да что ж ты дурная такая? Что скотине плохо, то и господам нехорошо, – Агнешка ненадолго задумалась, скребя в затылке, добавила: – И то сказать: иные господа хуже скотины…

– Да, – поежилась Пирошка. – Борка так и не оклемалась, ходит скрюченная.

– Так на ней места живого не было. Спасибо, не померла…

– Знать бы, кого зверь на этот раз схватил.

– Завтра узнаешь. Уж ни с кем не спутаешь, – сердито фыркнула Агнешка.

Месяц назад старшие господа поехали с гостями на охоту, а Иштван поймал семнадцатилетнюю служанку. Всю ночь из покоев его доносились надрывные крики, а наутро Борка еле приползла в девичью. Окровавленная рубаха ее была изодрана в клочья, спина исполосована плетью до мяса. На другой день раны загноились, Борка долго недужила, и сейчас еще не совсем оправилась. Так еще и ума бедная девка лишилась: вздрагивала от каждого шороха, начинала реветь, если кто на нее смотрел. А уж встретив Иштвана, и вовсе скрючивалась, закрывая голову руками. Молодой же барин только ухмылялся страху своей мимолетной любовницы.

– И некому ж пожалиться на демона, – прошептала Пирошка.

– Знамо дело, господам родная-то кровь всегда ближе, чем дворня.

Если родители замечали покалеченную девку, Иштван объяснял, что приказал ее выпороть за провинность. Опровергнуть слова господского сынка никто из челяди не решался.

– Вроде не кричит больше, – Пирошка прислушалась. – Выйти, что ли?

– Сиди, дурная! Или тоже плетей захотела?

– Спать охота…

– Так вот и спи! – Агнешка подала пример, свернувшись в клубочек между корзинами и закрыв глаза.

Пирошка повздыхала, повозилась и тоже задремала…

Эржебете не спалось. Лунный луч вкрадчивым котенком ластился к лицу, мягкой лапой касался глаз, нашептывал странные мысли. Едва забывшись, она тут же подскакивала на постели: во сне мерещился Черный человек. Он всегда приходил в полнолуние, усаживался рядом, гладил щеку холодной ладонью и говорил, говорил… Эржебета теперь знала обо всем, что ей суждено. И ждала, хоть не желала верить.

Не хотелось засыпать, не хотелось снова слушать жуткое. Да еще эти крики откуда-то издалека – то жалобные, переходящие в плач, то истошные, перемежаемые мольбами о пощаде. Словно призраки стонали в замке. Эржебета была не из робких. Да и чего бояться? Все самое страшное она уже видела, а здесь нет ее смерти. Поднялась, взяла свечу со стола и тихо вышла за дверь.