(Он жил в моем номере, он спал в моей кровати — тепло кожи на холоде хлопчатой простыни.)
Бернис смотрит в телевизор, где запертая дверь комнаты все увеличивается, заполняет экран, по мере того как Майк приближается к ней с камерой. Затем он, должно быть, останавливается.
От неуверенности, что ему делать дальше? Задумывается о том, что, черт побери, может ждать по ту сторону двери? Ему страшно. Да, наверное, страшно. Любой нормальный человек страшится неизвестного.
Изображение трясется, затем выравнивается, когда Майк ставит камеру на... что? штатив? бюро?
Во всяком случае, изображение двери на экране неподвижно, прекрасно сфокусировано. Бернис видит, как Майк подходит к двери.
Открывает ее.
Неясное, стремительное движение.
Ни звука.
Он бросает взгляд назад, на камеру.
Оборачивается так резко, что с носа слетают очки.
Выражение его лица не поддается описанию. Оскал смертельного ужаса, застывшая маска с широко распахнутыми глазами.
Через долю секунды он исчезает за дверью, как будто его выдернули в коридор на эластичном шнуре. С невероятной силой дверь захлопывается.
И тем не менее — как это ни странно — микрофон не улавливает ни звука.
Бернис слегка поднимает голову, чтобы в сонном изумлении взглянуть в экран. Как это может быть? Вся эта полная ярости и резких движений сцена жутковато беззвучна.
Она столько раз видела пленку, что запись ее уже больше не пугает. Если она и действует на нее, то скорее как снотворное — еще больше нагоняет сон.
Бернис даже вытеснила из сознания то, что она видит в затемненном коридоре позади Майка.
Зевая, она выбирается из кровати, теперь она готова выключить телевизор. Теперь она уснет.
Как всегда, изображение закрытой двери еще на несколько мгновений задерживается на экране. Несколько секунд спустя пленка заканчивается, а экран погружается в темноту. Остается только электронный шторм на пустом канале.
Она делает несколько шагов до телевизора (и почему гостиницы настолько не доверяют своим постояльцам, что в номерах нет пультов?). Экран чернеет. Шипение статики.
Так же, как и всегда.
Потом изображение вдруг возвращается. Бернис останавливается и удивленно смотрит в экран.
На экране — коридор, затем парадная лестница, затем вестибюль. Камера движется с фантастической скоростью и при этом такой же фантастической плавностью, как будто катится на хорошо смазанных колесиках.
Надвигается, высится дверь. Маленькая дверца рядом с дверью в Гробик.
Лестница вниз.
Вниз в подвал. Стены здесь — кирпичные и голые. С невероятной скоростью мелькают кирпичные арки.
В подвале — фигура, застывшая в том месте, где сходятся две стены, кирпичная и каменная.
Она видит белую рубашку, светлые волосы. Она узнает в стоящем Майка Страуда, рассказчика с видеопленки. Но собранное, веселое выражение давно стерто с его лица. Вместо него — оскал ужаса. Царапины вокруг рта и глаз. Он кричит. Да, несомненно: кричит и пытается бороться с чем-то, невидимым Бернис.
Потом он плачет, будто от боли, и никак не хочет остановиться — ей приходит в голову ребенок, над которым издеваются одноклассники: верзила выкручивает мальчишке руку.
Перестань! Хватит!
...чем больше плачет мальчик, тем сильнее заворачивает руку верзила.
Наконец всхлипывающего Майка утягивают во тьму. Мгновение спустя он исчезает, как будто его утаскивают через дыру в подвальной стене.
Камера снова в движении.
(Но кто снимает, думает испуганная Бернис. Кто способен так ровно держать камеру на бегу? Кто?)
А в телевизоре в единое пятно сливаются кирпичные стены; экран заполняют ступеньки, камера взмывает по ним вверх — и в вестибюль, вверх — по ковру парадной лестницы. Вверх, вверх, вверх.
На последний этаж.
Несется по коридору. Одна за другой мелькают двери номеров. Камера летит прямиком к двери.
Моя дверь. Это мая дверь!
Комната номер 406.
Теперь она слышит тяжелую поступь босых ног.
Дверь (Моя дверь, моя дверь!) заполняет экран.
Бернис задерживает дыхание.
Дверь распахивается.
Треснувшее стекло над дверью в ванную. Портрет девушки в белом по колено в воде.
Раскат грома, будто гостиница проваливается в бездонную яму.
Дверь откачивается вовнутрь и пропадает из виду.
В постели кто-то лежит.
Это я, думает Бернис, и сердце стучит у нее в горле.
Мои глаза широко открыты. Я поднимаюсь на колени, держу перед собой одеяло как щит.
Читать дальше