Саймон Кларк: Вампиррова победа

Так в какой же комнате вы умерли, мистер Морроу?

В моей, подсказал голосок. Он умер в моей комнате, номер 405. Выкашлял себе глаза. Заткнись, сказала она внутреннему голосу, ты просто пытаешься меня напугать. И потом, никто на самом деле глаза себе не выкашливает. Усек!

Позже Бернис как будто что-то заставило спросить:

— Сколько человек покончили жизнь самоубийством в этой гостинице?

— Не скажу. — Хозяйка одарила ее обычной озорной усмешкой. — Ты же выпалишь это остальным постояльцам и распугаешь их всех. А вот если ты найдешь погребенное там сокровище, ты ведь со мной поделишься, правда?

А потом Бернис наткнулась на золотую жилу. Ей попался чемодан с видеокамерой и кассетами. Спазм в желудке, который она почувствовала при виде его, был смесью удивления, радости и любопытства. И за всем этим — беспокойства.

Беспокойство обострилось.

Теперь в своем номере, в половине первого ночи, она понимает, откуда оно взялось.

— Потому что я с самого начала знала, что ты там, — говорит она видеокассете, которую держит в руке. — Ты ждала, чтобы я тебя нашла. И открыла твою тайну.

Шаги по ковру. Шаги по ковру. С новой силой вернулось ощущение, что кто-то ходит за забаррикадированной тяжелым бюро дверью. Босые ноги по потертому красному ковру. Ну, нет, мистер Морроу, безглазый, голодный и такой мертвый, что мертвее не бывает, вы сюда не войдете, чтобы разделить со мной постель. Не устаете ли вы, мистер Морроу, от этого бесконечного вышагивания? И от того, что пялитесь без конца на дверь моей спальни своими кроваво-красными дырами вместо глаз? Что, если я открою дверь и посмотрю, есть ли на самом деле...

Есть только один способ заткнуть подзуживающий голос. Она вставляет кассету в плейер. По спине ее пробегает холодок, когда механизм выхватывает кассету у нее из рук и заглатывает целиком — странное чувство, к которому ей так и не удалось привыкнуть. То, как машина хватает у тебя пленку, как будто ты передумаешь и решишь заняться чем-нибудь другим.

Что было бы совсем неплохо.

Нет, ничего больше в этом одиноком гостиничном номере в полночь нет, и за окном дождь безмолвно падает на пустые улицы Леппингтона.

Или видео.

Или отодвинуть бюро, открыть дверь и посмотреть, что там ходит по площадке.

О, добрый вечер, мистер Морроу. Как это нас раздуло в нашей могиле, и глаза нам выели, и губы у нас зеленые. Идите в кровать, устраивайтесь поближе; у меня чудное голое горло, вены толстые, как бананы...

Ее передернуло, холодная дрожь пробрала ее до глубины души. Проклятый внутренний голос. Бормочет все время какие-то глупости. Надо его заткнуть.

Остается только пленка. Пленка, которая ее тревожит, пленка, которая ее пугает. А какой у нее выбор?

Бернис включает телевизор, делает звук как можно тише, чтобы не разбудить других постояльцев, без сомнения спящих чудесным беспробудным сном, нажимает кнопку «Play».

Потом, как будто она подожгла фитиль особенно опасной шутихи, она бежит в постель, сворачивается клубочком, прижав колени к груди, и смотрит в телевизор, как щит, натянув до кончика носа одеяло.

На экране появляется заголовок:

ВИДЕОДНЕВНИК

Это — не видеодневник. Это — страшная сказка.

Девушка смотрит в экран из безопасного убежища постели. Никакого музыкального вступления. Как только название «ВИДЕОДНЕВНИК» растворяется на экране, его сменяет застывший панорамный кадр с фасадом гостиницы «Городской герб»: четырехэтажное здание красного кирпича с остроконечными башнями по углам. (Хозяйка всегда называет это «видом на Замок Дракулы». «Зловещий вид, а, дорогуша?» — бормочет она сквозь сигаретный туман.)

Бернис догадалась, что это не что иное, как малобюджетные путевые заметки, предназначенные для какой-нибудь заокеанской телесети. С тех пор как к власти на телевидении пришли бухгалтеры, все больше и больше программ делают одиночки с видеокамерами, у которых хватает куража заявить: «Смотрите все, я сам могу свалять роскошную программу». И плевать, что думают зрители и критики, — бухгалтеры на телестанциях просто без ума от таких малобюджеток.

Бернис натягивает на себя простыню повыше. Постель окутывает ее коконом-безопасности. Тепло постели как будто превращается в непроницаемое силовое поле.

Ее взгляд прикован к экрану с болезненной напряженностью, она испытывала такое лишь однажды, когда, возвращаясь домой из школы, случайно оказалась на месте автокатастрофы...