Лорел Гамильтон - Цирк проклятых. Кафе лунатиков

— Я поеду за вами.

— Вы мне не доверяете.

Кажется, это его задело. Вообще люди не привыкли, что бы их подозревали только за то, что когда-то они что-то такое сделали. По закону каждый невиновен, пока его вина не доказана, но если ты повидал достаточно боли и смертей, для тебя каждый виновен, пока не доказана его невиновность.

— Ладно, поедем на вашей.

Он просто просиял. Именины сердца.

К тому же у меня было с собой два ножа, три креста и пистолет. Преступник он или нет, а я подготовилась. Я не ожидала, что мне понадобится оружие для разговора с мистером Оливером, но потом — потом может понадобиться. Время ходить вооруженной до зубов — хоть на медведя. Или дракона. Или вампира.

Ингер проехал по старому шоссе 21 до Восточного Рок-Крика. Рок-Крик — это узкая извилистая дорога, где еле могут разминуться две машины. Ингер вел машину достаточно медленно, чтобы вписываться в повороты, но не так, чтобы поездка успела надоесть.

По дороге были фермы, стоявшие уже много лет, и новые дома в новых кварталах на голой и красной, как рана, земле. К одному из таких кварталов Ингер и свернул. Там было полно больших и красивых домов, очень современных. Вдоль дороги — тоненькие деревца, привязанные к кольям. Эта жалкая поросль трепетала на осеннем ветру, и несколько листиков цеплялись к тонким, как паучьи ножки, веткам. Здесь был лес, пока не прошли бульдозеры. И зачем проектировщики снесли все старые деревья, а потом посадили саженцы, которые еще несколько десятилетий не будут иметь приличного вида?

Мы остановились возле коттеджа, оформленного под деревянный, который был больше любого настоящего деревянного дома. Слишком много стекла, голый двор цвета ржавчины. Белый гравий, покрывавший подъездную дорожку, явно привезли за много миль. Местный гравий был красен, как местная земля.

Ингер начал обходить машину — чтобы открыть мне дверь, наверное. Я открыла ее сама. Ингер, кажется, слегка растерялся, но виду не подал. А я никогда не понимала, почему совершенно здоровый человек не может сам себе открыть дверь. Особенно дверцу автомобиля, когда мужчина должен обойти ее вокруг, а женщина сидит, как… как бревно.

Ингер повел меня вверх по ступеням веранды. Отличная веранда, достаточно широкая, чтобы сидеть там в летние вечера. Сейчас же она была сплошь голое дерево и большое картинное окно с задвинутыми шторами, выполненное как окно амбара, а над ним повсюду нарисованы фургонные колеса. Очень деревенский пейзаж.

Ингер постучал в резную деревянную дверь. В середине двери была панель свинцового стекла, высокая и сверкающая, предназначенная скорее для декорации, чем чтобы сквозь нее смотреть. Он не подождал, пока дверь откроется, а открыл ее ключом и вошел. Если он не ждал, что ему откроют, зачем было стучать?

В доме было сумеречно от действительно красивых штор, отгораживающих от густого солнечного света. Полы полированного дерева были ничем не покрыты. Решетка тяжелого камина без экрана, камин холоден. Весь дом был новый, не пользованный, как рождественская игрушка. Ингер, не задумываясь, пошел вперед в деревянный коридор, а я последовала за его широкой спиной. Он не оглядывался, успеваю ли я за ним. Очевидно, когда я дала понять, что дверь мне открывать не надо, он решил, что дальнейшая галантность излишня.

Мне это годится.

Вдоль всего коридора через широкие простенки шли деревянные двери. Ингер постучал в третью слева. Чей-то голос ответил:

— Войдите!

Ингер открыл дверь и вошел. Потом придержал для меня дверь, стоя возле нее очень прямо. Кто же это такой там в комнате, кто может Ингера так построить? Только один способ выяснить.

Я вошла в комнату.

На северной стене был ряд окон с тяжелыми шторами. Тонкий луч солнца перерезал комнату, выделив полосу на большом и пустом столе. За столом в большом кресле сидел человек.

Он был очень мал, почти лилипут или карлик. Я бы сказала, что карлик, но у него не было выступающей челюсти или укороченных рук. И под отлично сшитым костюмом он казался вполне правильно сложенным. У него почти не было подбородка, лоб был скошен назад, и это привлекало внимание к широкому носу и развитым надбровным дугам. Что-то было знакомое в этом лице, будто я его уже где-то видела. Но я знала, что ни одного человека такого вида среди моих знакомых никогда не было. Очень необычное лицо.

Я глядела на него, чувствуя, что озадачена, и это мне не нравилось. Потом я перехватила взгляд его глаз; они были чисто карие и улыбались. Темные волосы были подстрижены чуть ли не по одному — очень дорогая стрижка, и уложены феном. Он сидел в кресле за своим чистым полированным столом и улыбался мне.