Лорел Гамильтон - Цирк проклятых. Кафе лунатиков

К вечеру я оказалась в Вашингтонском университете, в кабинете доктора Луиса Фейна, для друзей — Луи. Ранний зимний вечер наполнил небеса нежным пурпуром облаков, и полоски неба, как подсвеченный фон для них, виднелись сквозь единственное в кабинете окно. У Луи было окно с хорошим видом, что у докторантов бывает редко. Они — докторанты — в университетских кампусах дешевы.

Луи сидел к окну спиной. Он включил настольную лампу, и в наступающих сумерках она отбрасывала круг золотистой теплоты. Мы с ним сидели в островке света, и это было как-то более интимно, чем должно бы. Последний оплот против наступающей тьмы.

Кабинет Луи был должным образом захламлен. Вдоль одной стены шли книжные полки от пола до потолка, забитые учебниками по биологии, специальными журналами и полным собранием сочинений Джеймса Херриота. Застекленный скелет малой летучей мыши красовался рядом с дипломом. На двери висел плакат-определитель летучих мышей — вроде тех, которые продаются для птичьих кормушек. Знаете, как «Обычные птицы Восточного Миссури». Докторская диссертация Луи была на тему о приспособлении малой летучей мыши к обжитым человеком местам.

На полках у него были выложены сувениры: раковины, кусок окаменелого дерева, сосновые шишки, кора с засохшим лишайником. Всякая ерунда, которую собирают студенты-биологи.

Ростом Луи был выше пяти футов шести дюймов, и глаза у него были такие же черные, как у меня. Волосы, прямые и тонкие, спускались чуть ниже плеч. Но это не было следование моде, как у Ричарда. Выглядело так, будто Луи просто забыл вовремя подстричься. Лицо у него было квадратное, худощавое и с виду вполне безобидное. Но на руках его, когда он в разговоре со мной сгибал пальцы, перекатывались мышцы. Даже не будь он крысолюдом, я не предложила бы ему бороться на руках.

Он специально появился на работе в воскресенье, чтобы со мной встретиться. У меня в этот день тоже был выходной. Первое воскресенье за много месяцев, когда мы с Ричардом даже не поговорили. Он позвонил и извинился, сказав, что у него дела в стае. Вопросов я задавать не могла — не станешь же выяснять отношения с собственным автоответчиком. И перезванивать ему я не стала — не была готова к разговору после вчерашнего вечера.

И утром чувствовала себя полной дурой. Я ответила «да» на предложение руки и сердца того, кого я не знаю. То есть я знала то, что Ричард мне показывал, его внешнее лицо, но изнутри — это был полностью новый мир, с которым я только начинала знакомиться.

— Так что ты и другие преподаватели думаете насчет следов, которые прислала полиция?

— Мы считаем, что это волк.

— Волк? Почему?

— Это определенно кто-то из больших собачьих. Это не собака, и остается только волк.

— Даже учитывая, что собачий след перемешан с человечьим?

— Даже при этом.

— Это могла быть Пегги Смитц?

— Пегги отлично себя контролирует. Зачем бы ей кого-то убивать?

— Не знаю. А почему бы ей кого-нибудь не убить?

Луи откинулся в кресле, и оно скрипнуло под его тяжестью.

— Прямой вопрос. Пегги была настолько пацифисткой, насколько это можно в стае.

— Она не дралась?

— Только если ее вынуждали.

— Каков был ее ранг в стае?

— А не лучше ли было бы тебе спросить у Ричарда? Он там второй после короля, так сказать.

Я смотрела на него, не отводя глаз. Чтобы не подумал, будто я чувствую вину или что-то в этом роде.

— Чую бурю в раю, — сказал он.

Я оставила намек без внимания. Я пришла поговорить по делу, и по делу мы и будем разговаривать.

— Ко мне приходил муж Пегги. Он хотел, чтобы я стала ее искать. Об остальных пропавших ликантропах он не знал. Почему Пегги ему не сказала?

— Из нас многие сохраняют семейные отношения, изо всех сил притворяясь, что мы не такие, как мы есть. Ручаюсь, Пегги не обсуждала с мужем дела стаи.

— И насколько это тяжело — притворяться?

— Чем лучше себя контролируешь, тем легче.

— То есть это возможно.

— Ты бы хотела прожить жизнь, притворяясь, что ты не поднимаешь зомби? Никогда об этом не говорить? Никогда ни с кем не поделиться? И чтобы твоего мужа это смущало или отвращало от тебя?

У меня загорелись щеки. Я хотела возразить. Меня Ричард не смущал и не вызывал отвращения, но и нормально я себя не чувствовала из-за его ликантропии. Вот это отсутствие нормальности и помешало мне возразить.

— Звучит не очень приятно, — сказала я.

— И не только звучит.

В комнате повисло тяжелое молчание. Если он думал, что я собираюсь выложить все начистоту, то он ошибался. Когда все летит к чертям, займись своим делом.