Лорел Гамильтон - Цирк проклятых. Кафе лунатиков

— Джейсону трудно себя контролировать, — сказал Рафаэль. — Он из твоих волков. Отзови его.

Габриэль поднялся с покрытым кровью лицом и обнажил в смехе блеснувшие клыки.

— Странно мне, что миз Блейк его до сих пор не убила.

Райна оторвалась от жертвы; на подбородке ее краснело пятно крови.

— Миз Блейк отказалась от защиты Маркуса. Она — доминант. Пусть теперь узнает, что значит отвергать нашу помощь.

Джейсон судорожно прижимался ко мне. Руки его свело, лицо прильнуло к моему животу. Кожей я ощущала его дыхание — горячее и слишком тяжелое для происходящего.

— Вы меня сюда позвали вам помочь, Маркус. Хреновое у вас гостеприимство.

Он глянул на меня гневно, но даже на таком расстоянии было видно, как лицо его дернулось в нервном тике. Будто что-то живое пыталось вылезти наружу.

— Слишком поздно уже для делового разговора, миз Блейк. Ситуация вышла из-под контроля.

— Я не шучу. Уберите его от меня. Одного трупа за ночь достаточно.

Райна подошла к нему, протягивая окровавленную руку.

— Пусть признает твое главенство над собой. Признает, что ей нужна твоя помощь.

Маркус посмотрел на меня.

— Признайте мое главенство, миз Блейк, и я отзову Джейсона.

— Да пошел ты, Маркус! Я не прошу спасти меня, я вам говорю — спасите его. Или вам плевать на членов своей стаи?

— Рафаэль — король, — сказала Райна, — пусть он тебя и спасает.

Мальчишка задрожал. Его хватка усилилась до боли. Если он прижмет меня еще сильнее, я перервусь пополам. Он встал, все еще сцепив руки у меня за спиной, и оказался примерно моего роста. Наши лица сошлись вплотную. Он склонил голову, будто собираясь меня поцеловать, но его снова пробрала дрожь. Губы его ткнулись мне в волосы, в шею.

Я прижала дуло браунинга к его груди. Если только попробует укусить, он труп.

Но покойный Альфред был насильником, а этот, кажется, просто не может себя контролировать — непреодолимый импульс. Если я подожду достаточно долго, моя смерть неминуема. И все же, пока он мне ничего плохого не сделал, я не хотела его убивать. И к тому же у меня появилось ощущение радости пистолета, когда я убила Альфреда. Маленькое, но появилось. И это тоже дало Джейсону некоторую слабину.

Его зубы скользнули вдоль моей шеи, вобрав краешек кожи. Мое терпение уже кончалось — даже если он не перекинется.

Кожа у меня завибрировала от его глухого рычания, и сердце забилось в горле. Я стала нажимать на спуск — нет смысла ждать, когда тебе перервут горло.

— Рафаэль, не надо! — услышала я голос Каспара.

У Джейсона дернулась голова, глянули дикие глаза. Рядом с нами стоял Рафаэль, протянув руку к лицу Джейсона. Из глубоких царапин текла кровь.

— Свежая кровь, волк!

Джейсон метнулся так быстро, что меня впечатало в стену. Когда я стукнулась головой, плечи уже смягчили удар, и только потому я не потеряла сознание. Потом я оказалась сидящей на полу, только по инстинкту не выпустив пистолета. Сила этого одного движения перепугала меня до тошноты. А я ему позволила тыкаться мордой мне в живот, будто он человек. Да он же мог меня разорвать пополам голыми руками! Может, я бы его сначала убила, но сама бы точно оказалась на том свете.

Рафаэль стоял над ним, капая кровью на пол.

— Надеюсь, вы понимаете, что я для вас сделал.

Ко мне вернулось дыхание, и я смогла заговорить.

— Хотите, чтобы я его застрелила?

По его лицу пробежало странное выражение, но черные пуговицы глаз остались мертвыми.

— Вы предлагаете мне вашу защиту.

— Защиту, шмащиту! Вы мне помогли, я помогу вам.

— Спасибо, но я это начал, я и должен закончить. А вам, наверное, стоит уйти, пока у вас не кончились серебряные пули.

Каспар протянул мне руку, чтобы помочь встать, я ее приняла. Кожа у него казалась слишком горячей — но это все. Кажется, его не тянуло меня коснуться или сожрать. Приятно для разнообразия.

В дверь валила толпа — двойками, тройками, десятками. Кто-то из вошедших шел, как сомнамбула, к телу в другом конце зала — это бросалось в глаза. Другие шли к Рафаэлю и дергающемуся в судорогах Джейсону. Ладно, он сказал, что справится. Но с полдюжины повернулись ко мне и Каспару.

И глядели на нас голодными глазами. Одна девушка упала на колени и поползла ко мне.

— Вы можете что-нибудь сделать? — спросила я.

— Я — лебедь, они меня считают едой, — сказал он.

Все мое самообладание ушло на то, чтобы не уставиться на него.

— Лебедь — это прекрасно. Есть у вас какие-нибудь предложения?