Джеральд Бром: Похититель детей

Питер шел дальше и дальше, и вой полицейских сирен возле парка мало-помалу затихал позади. На этот раз Питер не крался переулками — он шел по главным улицам, не обращая внимания на неприязненные и опасливые взгляды, не заботясь о том, кто может его заметить, почти не глядя, куда идет. От тяжести в груди перехватывало дух. «Столько всего потеряно, — думал он, снова и снова видя перед собой разочарованное лицо Владычицы и взгляд умирающего Ника. — Что же я наделал? Нет. Хватит. Хватит об этом». Питер стиснул зубы и устремился в ночь, сосредоточившись только на собственных шагах, как будто это и вправду могло помочь оставить всю боль позади.

Вскоре он покинул Манхэттен, едва заметив, как перешел Бруклинский мост. Небоскребы сменились складами, склады — жилыми домами, жилые дома — небольшими коттеджами. Войдя в Проспект-парк, Питер остановился лицом к лицу с той самой зеленой черепахой на детской площадке.

— Ник, — прошептал он. — Прости. Прости меня.

Черепаха молча таращилась на него, скаля зубы в нелепой ухмылке.

В глазах защипало. Питер стиснул зубы и утер слезы.

— Прости…

Но слезы не унимались. Питер без сил опустился в траву, привалившись спиной к черепахе, и плечи его затряслись от рыданий. Не стесняясь слез, он плакал, плакал по ним — по Секеу, по Абрахаму, по Голлу, по матери, по Нику, по всем погибшим ради него Дьяволам. Их было много, очень много, но Питер сидел, зажмурившись и крепко обняв колени, пока не вспомнил имена всех — всех до единого.

Поднялся ветер. Питер открыл глаза и глубоко вдохнул. В теплом воздухе пахло весной. По коже побежали мурашки. Ночь словно ожила: казалось, деревья, птицы, букашки пристально смотрят на него. Вдруг в воздухе мелькнула искорка, а за ней еще одна и еще. Взлетев над росистой травой, все они устремились к Питеру и закружились над его головой.

— Феи? — изумленно прошептал он.

Синий огонек пронесся над самым ухом и повис в воздухе прямо перед его носом. Это была одна из пикси — девочка с всклокоченной гривой белых волос. Зашипев на Питера, она присоединилась к остальным, резвившимся среди деревьев.

В шорохе листвы послышался шепот — голос, зовущий Питера потанцевать с ночью. Узнав этот голос, голос отца, Питер тут же вспомнил, как Рогатый танцевал с ним и его Дьяволами вокруг огромного костра и даровал им место на Авалоне. «Ты выбрал меня, отец. Это я сражался плечом к плечу с тобой в битве у Русалочьей бухты. Ты оказал эту честь мне — не Ульфгеру, а мне».

Теперь все было ясно. На губах Питера заиграла улыбка. Отец и вправду оставил ему дар, великий дар — но вовсе не смертоносный меч. Отец, вопреки всем остальным, выбрал его, не кого-нибудь, а его, потому что дух Рогатого властвует над всеми вольными созданиями — хоть язычниками, хоть ши, хоть в этом мире, хоть в мире волшебства. И теперь отец передал этот дух ему, Питеру!

Питер вскочил и расхохотался во весь голос, словно весь этот парк принадлежал ему одному. Кто?! Кто осмелится бросить ему вызов?! Он запрокинул голову и завыл, оглашая парк древним кличем — тем самым, что не тревожил слуха людей вот уж тысячу лет, но навек поселил в их сердцах страх перед глухим темным лесом.

«Не нужны мне ни знамена, ни титулы, ни короны, ни волшебные мечи, ни позолоченные дворцы. Ничто не удержит меня в пределах любого из этих миров. Мои владения — всюду, где дует вольный ветер!»

— Я — Рогатый! — воскликнул Питер. — Я — лесной дух, повелитель всех вольных диких созданий!

Порывшись в сумке, Питер достал одно из яблок Аваллаха, полюбовался им — заветным плодом дивной красоты, священным символом Авалона, и вгрызся в него зубами. «Ум-м! Вкуснятина!» Громко хрустя яблоком, он отправился на поиски дома — да не какого-то, а того самого синего дома на Кэрролл-стрит. Сверкнув золотыми глазами, он коснулся рукояти ножа. Ему не терпелось встретиться с Марко и его дружками. С ними можно было позабавиться, повеселиться от души — ведь он так давно как следует не веселился!

Ноги сами несли вперед. Вспомнилась Жар-птица — свободная, гордая, вольная лететь, куда захочет и когда пожелает. В эту минуту Питер чувствовал себя точно так же — он был свободен, волен идти, куда угодно, и делать, что заблагорассудится. Казалось, он вот-вот расправит крылья и взлетит.

Питер поднял взгляд к звездам, и его лицо озарилось лукавой улыбкой.

— Пора поиграть, — прошептал он, подмигнув звездам.

И, конечно же, звезды подмигнули Питеру в ответ — ведь улыбки заразительнее не найти на всем белом свете.