Стивен Кинг: Исход (Том 2)

Каждое последнее «бамп» сопровождалось подскоком, пока, наконец, все перед его глазами не поплыло от невыносимого перегрева, нестерпимо яркое небо вдруг сумеречно потускнело, и Мусорщик свалился на шоссе в почти бессознательном состоянии, его перегруженное сердце бешено стучало в обезвоженной груди. Собрав остаток сил, что-то бессвязно бормоча и ухмыляясь, он дополз до перевернутого пикапа и залег в его сокращающейся тени, дрожа от теплового удара и тяжело дыша.

— Сибола! — прохрипел он. — Бад-ду-бад-ду-бамп…

Неуверенным движением клешнеобразной руки он снял с плеча флягу и встряхнул ее. Та была почти пуста. Но это не имело значения. Он выпьет все до последней капли и пролежит здесь до самого заката, а затем отправится вниз по шоссе, в сказочную Сиболу. Семь-в-одном. Все семь чудес света ждут его. Сегодня вечером он будет пить из вечно бьющих золотых фонтанов. Но не раньше, чем сядет солнце-убийца. Господь был величайшим всеподжигателем. Когда-то, давным-давно, некий мальчик по имени Дональд Мервин Элберт сжег пенсионный чек пожилой леди Сэмпл. Тот же мальчик превратил в факел методистскую церковь в Паутанвилле, но если что-то и осталось в этой оболочке от прежнего Дональда Мервина Элберта, то все это было напрочь выжжено огнем из нефтяных цистерн в Гэри, штат Индиана. Их было более девяти дюжин, и все они, одна за другой, взлетали в воздух с грохотом праздничных ракет. Между прочим, очень кстати по времени — к Четвертому июля. Чудесно! В этом пожарище уцелел один человек, Мусорщик, с левой рукой, превратившейся в растрескавшееся горелое мясо, и с внутренним жаром, который, казалось, ничем невозможно было остудить… по крайней мере, до тех пор, пока его тело так смахивало на почерневший древесный уголь.

И вот сегодня вечером он будет пить воду Сиболы, о да, и она будет опьянять его, словно вино. Мусорщик перевернул флягу вверх дном, и его горло судорожно сократилось, пропуская в желудок последние остатки теплой, как моча, воды. Когда во фляге не осталось ни капли, он выбросил ее в песок. На лбу капельками росы выступил пот. Мусорщик лежал, удовлетворенно вздрагивая от судорожного продвижения воды по пищеводу.

— Сибола! — бормотал он. — Сибола! Я иду! Я иду! Я сделаю все, что пожелаешь! Моя жизнь принадлежит тебе! Бад-ду-бад-ду-бамп!

Теперь, когда жажда была немного утолена, к нему стала подкрадываться дремота. Он уже почта спал, когда глубины его сознания, подобно ледяному лезвию стилета, вспорола совершенно противоположная мысль.

«А что, если Сибола была миражом?»

— Нет, — пробормотал Мусорщик. — Нет, нет.

Но простым отрицанием эту мысль никак не удавалось отогнать. А лезвие упорно продолжало свою работу. А что, если последний остаток воды он выпил в честь миража? Он, конечно, по-своему осознавал собственное безумие, как и то, что именно так это происходит с сумасшедшими. Если это был мираж, значит, он умрет в пустыне и станет кормом для мух. Наконец, будучи не в силах вынести эту ужасную мысль, он с трудом поднялся на ноги и дотащился обратно до шоссе, борясь с накатывающими, готовыми свалить его с ног волнами беспамятства и тошноты. Оказавшись на вершине холма, он стал жадно всматриваться в простиравшуюся внизу долину с растущими кое-где кустиками гокки, дьявольской мантильи и перекати-поля. На мгновение горло сжалось, и у Мусорщика перехватило дыхание, но вот, подобно разматывающейся ленте ткани, из его груди вырвался глубокий вздох облегчения.

Он был на месте!

Сибола, овеянная легендами, разыскиваемая многими и найденная им, человеком по имени Мусорщик.

Виднеющаяся внизу в пустынной дали, окруженная голубыми горами, сама кажущаяся голубоватой из-за окутывавшей ее дымки, с башнями и улицами, сверкающими в ослепительно ярком дневном свете пустыни. Там были пальмы… он различал пальмы… и движение… и вода!

— О Сибола… — напевая вполголоса, Мусорщик поплелся в тень пикапа. Город находился дальше, чем казалось отсюда, — он это понимал. Сегодня вечером, как только Факел Господен оставит небосвод, он будет идти так быстро, как никогда до этого еще не ходил. Он доберется до Сиболы, и первое, что он сделает, это окунется в первый попавшийся фонтан. А затем найдет его , того человека, который повелел ему прийти сюда. Человека, который увлек его через горы и долины и под конец в пустыню, и все это за какой-то месяц, невзирая на ужасно обожженную руку.

Он реально существует — этот темный человек, этот черный ящик. Он ожидал Мусорщика в Сиболе, и именно ему принадлежали армии ночи, именно ему принадлежали бледноликие наездники из мира мертвых, которые выплеснутся лавиной с запада навстречу восходящему солнцу. Они будут наступать с бешеным ревом, ухмыляясь, неся с собой запах тлена и пороха. Будут раздаваться крики ужаса, но это мало беспокоило Мусорщика, будет море насилия и подавления, но это беспокоило Мусорщика еще меньше, будут убийства, но даже это было несущественно — и будет всеобъемлющий, грандиозный Пожар.