Стивен Кинг - Иерусалим обреченный [= Жребий; Салимов удел; Судьба Салема; Судьба Иерусалима / Salem's Lot]

События развивались слишком быстро. Фантазия и реальность соединились.

Они ехали молча. Бен думал о том, что сообщил ему в больнице Коди. Исчез Карл Формен. Исчезли тела Флойда Тиббитса и маленького Макдугласа — прямо из-под носа служителя морга. Майк Райсон тоже исчез. И бог знает, кто еще. Сколько людей в Салеме Лоте могут пропасть из виду за неделю… две недели… месяц, чтобы никто не спохватился? Две сотни? Три? У него вспотели ладони.

— Это становится похожим на бред параноика, — заговорил Джимми. — Самое страшное — относительная легкость, с которой можно основать колонию вампиров, — лишь бы обеспечить первого. У нас ведь здесь город-спальня для Портленда, Льюистона, Гэйтс Фолла. В Лоте нет промышленности, никто не заметит роста прогулов. Одна школа на три города. В церковь многие ходят в Кэмберленд, а многие вовсе не ходят. А добрососедские отношения прикончил телевизор. Очень удобное местечко для таких дел.

— Да, — подхватил Бен, — Дэнни Глик заражает Майка. Майк заражает… ох, не знаю. Может быть, Флойда. Малыш Макдуглас заражает… отца? Мать? Как они? Кто-нибудь интересовался?

— Это не мои пациенты. Думаю, доктор Плоумен должен был зайти к ним сегодня утром и сказать, что их сын исчез из морга. Но почем я знаю, заходил он или нет, и застал ли их, если заходил.

— Надо бы проверить. — Бен начал торопиться. — Видите, как легко? Посторонний проедет через город и ничего не заметит. Заштатный городишко, каких много. А кто знает, что там в домах за занавесками? Может, там люди лежат в кроватях… или стоят в чуланах, как метлы… или в подвалах… ждут, пока солнце сядет. А по утрам на улицах все меньше и меньше народу. Меньше и меньше, с каждым днем. — Он сглотнул и ощутил в горле сухой щелчок.

— Спокойнее, — отозвался Джимми. — Ничего еще не доказано.

— Уже есть куча доказательств, — живо отозвался Бен. — Будь это тиф или, скажем, грипп А-2 — уже весь город оказался бы в карантине.

— Сомневаюсь. Не забывайте, что только один человек действительно что-то видел.

— Но он не пьяница какой-нибудь!

— Его распнут, если такая история выйдет наружу, — заметил Джимми.

— Кто? Не Паулина Диккенс, это уж наверное. Она скоро дверь завешает крестами.

— Она — исключение.

Дальше ехали молча. Возле похоронного бюро Грина — в северном конце Кэмберленда — у входа в часовню стояли два катафалка. Джимми выключил зажигание и вопросительно взглянул на Бена:

— Готовы?

— Пожалуй.

Они вышли из машины.

Бунт зрел в ней весь день, и около двух часов прорвался. Они валяют дурака, чешут левой рукой правое ухо — и все вокруг чего-то такого, что (простите, мистер Берк) в конце концов окажется лошадиным дерьмом. Сьюзен решила отправиться в Мартен Хауз сейчас же.

Анна Нортон пекла печенье, отец в гостиной смотрел телевизор.

— Ты куда? — спросила миссис Нортон.

— Съезжу прогуляться.

— Ужин в шесть. Не опаздывай.

— Вернусь в пять, самое позднее.

Машиной Сьюзен гордилась больше, чем любой из своих вещей. И не потому, что это была первая ее машина, а потому что Сьюзен оплатила ее сама, своей работой, своим талантом. Она осторожно выехала из гаража и мельком помахала рукой матери, выглянувшей в окно кухни. Между ними все еще оставалась трещина; о ней не говорили, но она не исчезла. Прочие ссоры, даже самые серьезные, время всегда заштопывало, жизнь продолжалась, хороня раны под повязкой дней. Но эта ссора казалась окончательной, перейдя в тотальную войну. Перевязки не лечили, оставалась ампутация. Сьюзен уже почти собрала вещи и чувствовала, что поступает правильно. Давно следовало это сделать.

Она выехала на Брок-стрит. Вместо неловкости за прежнее нелепое поведение она ощущала удовлетворение поставленной целью. Наконец-то она перестала дрейфовать и начала грести.

За пределами города она остановила машину и вышла на пастбище — туда, где лежало, дожидаясь зимы, свернутое снеговое заграждение. Сьюзен не удержалась от усмешки, когда теребила один из кольев до тех пор, пока проволочные петли не раздвинулись, выпуская его. Заполучив острый кол, примерно трех футов длиной, она отнесла его в машину и спрятала под заднее сиденье. Она понимала умом, для чего он нужен, но не задумывалась, способна ли она вбить кол в грудь человека при каких бы то ни было обстоятельствах.

Не сворачивая, она доехала до Кэмберленда. В маленьком магазинчике, где отец покупал «Санди Таймс», ей помнилась витрина с бижутерией. Сьюзен купила «Таймс» и выбрала маленькое золотое распятие. Принимая четыре доллара пятьдесят центов, толстый продавец едва отвернулся от телевизора.