Андрей Сенников - Девять

С лоджии Гороховых на Яму открывался прекрасный вид. Летом — особенно. Огромное зелёное озеро с пробегающей рябью по поверхности. Волны листвы колыхались с громким шелестом, непрекращающимся шепотом. Но там под густой толщей переплетающихся ветвей, как под поверхностью океана жизнь вдруг оборачивалась не самой лучшей стороной. Конечно, жертвы преступлений в Яме принадлежали по большей части к так называемой группе риска: наркоманы, проститутки, бомжи, «братки» и прочие уголовники. Но не все…

Радость по поводу получения квартиры померкла, по мере того как доброхоты в подробностях посвящали новичков в местную экзотику. Но что делать? Это первая и единственная квартира, которую они смогли получить после двенадцатилетнего ожидания, а сбережений вряд ли хватило чтобы приобрести другую, в районе поспокойнее. Кроме того, такие в городе быстро перевелись. Постепенно Гороховы привыкли, как и всё остальные. Яма не выглядела такой уж зловещей. Казалось, стоило соблюдать обыкновенную житейскую осторожность и возможная беда, подстерегающая в Яме, их не коснется. Наверное, в каждом городе есть такие места: рощи, пустыри, улочки с дурной славой. Отвратительные своей потаенностью, что ли. Места, внушающие мысли о вседозволенности людям, которых принято называть асоциальными типами. В мире нет другого зла кроме человеческого, думал Горохов иногда, покуривая на лоджии и глядя вниз. Ошибался он, или нет….

Яма выбрала его…

В течение многих лет студенты Горохова всячески пытались выведать философские взгляды и убеждения своего преподавателя. Возможно, он сам потакал им, неосознанно, с увлечением читая одинаково хорошо и марксистко-ленинскую философию сегодня, а на следующий день философию Декарта, метафизику Аристотеля, средневековую схоластику. Разъяснял экзистенциализм по Сартру, а философию свободы по Бердяеву. Когда идеология государства перестала довлеть, вынуждая комментировать философские учения с позиций одного, признанного правильным и окончательно разрешенным, то очень скоро пытливые умы задались сакраментальным вопросом: «А каковы же собственные взгляды нашего «Солипсического гнома?»

Наивные, они полагали и полагают до сих пор, что хитрый «Гном» ловко скрывает свое истинное «Я» не поддаваясь на явные или неявные провокации и попытки выведать мировоззрение. Раньше — понятно: из страха перед системой. Но теперь-то чего? Альберт Васильевич, а? Горохов не раскрывался, поддерживая эту игру из педагогических соображений. Во-первых, сохраняя некую дистанцию между собой и студентами, которую считал обязательной и необходимой, а во-вторых — таким нехитрым способом, он всячески будоражил сознание молодых людей, одновременно прививая — нет, не заученное знание мёртвых и полумёртвых теорий — но страсть к мышлению и анализу. Пока что ему удавалось «держать марку», и даже самые увлечённые игрой студенты, всё еще склонялись к тому, что этот «тёртый перец» — закоренелый солипсист, как и положено прозвищем. Горохов украдкой посмеивался.

Он не мог утверждать, что с тех пор как окончил университет, взгляды его не менялись. Это было бы неправдой. Иногда он вообще не понимал, почему избрал такую профессию и область человеческого знания, но каждая мысль, положенная в эту копилку, — неважно как давно и кем, — вновь и вновь возвращала его к отправной точке и напоминала, что философия — есть любовь к мудрости. Безупречное здание, выстроенное по законам логики и самая точная наука, имеющая в основе своей всего лишь два допущения, принимаемые на веру: что первично — материя или сознание. А истина?…

Пожалуй, он все-таки агностик. Разумеется, это секрет…

В 94-м Горохов этого ещё не знал.

У них с Люсей появились новые соседи. Чуть позже — нечто большее, хотя они никогда не говорили об этом между собой. Да и не нужно.

Мятовы. Игорь, Инна и, конечно же, Катя.

Лето выдалось жарким и сухим. Солнце палило нещадно изо дня в день, и губернатор, в который раз, заполнял эфир вечерних новостей призывами к битве за урожай вперемешку с апокалипсическими прогнозами погоды. Его шаманское камлание наводило тоску, тем более что Кирчановская область никогда не была всесоюзной житницей, а хлеб на местных комбинатах выпекали по большей части из алтайской муки.

Кажется, это было во вторник…

Переезд сродни половине пожара. Топот, грохот, гулкое эхо на лестничных пролётах. Створки лифта беспрестанно хлопают, мебель покряхтывает в дверных проёмах, и шаги, шаги, шаги… Заниматься чем-либо совершенно невозможно, кроме как напроситься в помощники. Рослый, широкоплечий Игорь с уважением оглядел торс, руки Горохова и просто кивнул. Люся убежала на кухню к Инне — миловидной, светловолосой женщине, такой стройной и гибкой, с такими плавными и мягкими движениями, настолько гармоничными и выверенными, что казалось, она танцует. А Катя… Не бывает некрасивых девочек в восемь лет.