Джон Харвуд - Призрак автора

Свет, струившийся сквозь цветные витражи окон, словно капельками крови забрызгал мебель и ковер в гостиной, а по стенам тянулись его кровавые струи. Идеальное оформление для последнего вечера в доме. Я притащил в библиотеку пакет с тряпками и моющими средствами и принялся за уборку.

Оттирая пятна под кушеткой, я вспомнил унизительные моменты далекого детства в Мосоне; хотя они происходили во сне, я все равно чувствовал себя виноватым. Сейчас у меня действительно было очень странное ощущение, сродни джет-лэгу: я был выжат и морально, и физически, но разум оставался чистым и ясным. И в минуты, когда он не был занят мыслями об исчезновении Энн и Хью, категорически отказывался воспринимать ночной шепот иначе как кошмарный сон.

До сих пор я старался не думать о планшетке: орудуя тряпкой возле кушетки, я видел лишь верхушку карандаша над столом. Но это видение вновь ввергло меня в водоворот мыслей: я знаю, что не писал эти послания; она не могла двигаться сама по себе; послания все-таки были; никто другой не мог написать их… И так они носились по кругу, вперемешку с мыслями об Алисе, о пропавших людях, о Стейплфилде и Джерарде Хью Монфоре, младенце, умершем в Вестминстерском округе. Можно сказать, это был мой сводный брат, только я своим рождением обязан его смерти. Я до сих пор не знал, от чего он умер. Я был его призраком; или он был моим — в этом я еще не разобрался.

Я сложил тряпки и, поднявшись с пола, окинул взглядом тысячи томов библиотеки, в которых я так и не покопался. Когда умрет мисс Хамиш, Феррьерз-Клоуз, скорее всего, отойдет к ее дальним родственникам. Библиотеку распродадут, дом выкупит какой-нибудь брокер, который, может быть, перестроит его в роскошные квартиры. Судя по расценкам на недвижимость, которые я видел в витринах агентств на главной улице Хемпстеда, дом вполне потянет на несколько миллионов фунтов.

«Это могло быть мое наследство!» — слабо возмутился внутренний голос. Я вспомнил, как мечтал пить чай с мисс Хамиш на террасе Стейплфилда, с видом на аккуратные лужайки и сады, спускавшиеся с холма. Наверное, такой вид открывался когда-то и из беседки, обломки которой валялись в заброшенном дворе. «Я чувствую, молодой человек, что вы по праву являетесь наследником всего этого…»Кажется, она что-то говорила об этом в своем письме. Да, точно: «И вот теперь, когда я и сама состарилась, мне пора подумать о собственном завещании и об исполнении воли подруги».

Я сел за стол — выбрав место как можно дальше от планшетки — и вновь стал перечитывать подробный отчет мисс Хамиш о ее визите к Питту-старшему в феврале 1950 года. К тому времени он поместил уже три объявления о без вести пропавшем Хью. Энн в последний раз видели в офисе господина Питта 26 октября 1949 года. Как могла мисс Хамиш не знать, что Хью Монфор тоже исчез, и примерно в то же самое время? Исчезновения Энн и Хью должны быть как-то связаны, и полиция наверняка работала над этой версией.

«Филлис никогда не примет от меня ни пенса», — сказала тогда Энн. Причем не бросила это в сердцах, а произнесла спокойно и продуманно. Как будто она уже пыталась убедить Филлис взять деньги, но та отказалась. Неслыханное великодушие, особенно если учесть, что к тому времени она уже знала, что Филлис ждет ребенка от Хью. Кстати, это могло быть причиной исчезновения Хью: он просто бежал от ответственности. Может, именно Филлис просила господина Питта разместить те объявления в газете; он ведь был семейным адвокатом. Но опять-таки мисс Хамиш должна была знать об этом.

И, если Энн всерьез полагала, что Филлис имеет право на свою долю наследства, почему бы не упомянуть ее в завещании, рассудив, что время само расставит все по местам? Оставить имение постороннему человеку, пусть даже «любимой и самой верной подруге Эбигайл Валери Хамиш», — решение неординарное, тем более для двадцатиоднолетней девушки. Может быть, Энн просто не могла признаться даже самой себе, что так и не простила Филлис.

Но в письме мисс Хамиш ничто не указывает на то, что она была в смятении или беспамятстве.

Разве что имя верной подруги ни разу не упоминается в дневнике Энн. А судя по словам мисс Хамиш, в последние, самые трудные, недели своей жизни Энн прислала ей три короткие записки. Почему же ни в одной из них она не обмолвилась о том, что собирается оставить дорогой Эбби все свое состояние? Адвокат наверняка должен был спросить у нее: «Откуда ты знаешь, что эта девушка примет такой дар? И что будет, если она не согласится? Кто станет наследником, если Эбигайл Хамиш умрет раньше тебя?»