Амброз Бирс - Диагноз смерти (сборник)

«Воистину, – подумал я в неопытности своей, – порой встречается под луной и что-то новое».

Луна, надо думать, улыбнулась.

Прежде, чем мы расстались, я взял с нее обещание, что завтра в полдень – прежде чем мы расстанемся навсегда, – она придет к Старой фабрике, одному из памятников браунвиллской старины, выстроенному в 1860 году.

– Если его не будет поблизости, – серьезно добавила она, когда я отпустил ее руку, которую она подала мне, прощаясь.

Я же, поняв, что она в святой доброте своей не сердится на меня, попытался снова завладеть ее рукой, но безуспешно. Верно говорил один мудрый француз: мы находим женскую неверность очаровательной, когда мы ее цели, а не жертвы. Как бы то ни было, той ночью Ангел Сна застал меня в самом благодушном настроении.

На следующий день после обеда, – а обедали в «Браунвилл-хаузе» рано – мисс Мейнард встретила меня на веранде, одетая в весьма простое платье для прогулок. К столу она, кстати сказать, почему-то не вышла. Его, очевидно поблизости не было. Мы неспешно пошли по дороге, ведущей к Старой фабрике. Она, похоже, была настроена не слишком строго и время от времени то брала меня за руку, то отпускала ее, то снова брала, и все это с весьма капризным видом. Ее настроение, если так можно назвать чреду капризов, было столь же изменчиво, как солнечные блики на морской зыби. Она шутила так, словно никогда слыхом не слыхала о смерти, и смеялась по всякому поводу, а чуть позже напела несколько тактов довольно грустной песни, причем с таким чувством, что мне даже пришлось отвернуться, чтобы скрыть, как подействовало на меня ее искусство. А может, дело тут было не в искусстве, а в безыскусности? Еще она говорила о разных странных вещах, причем и мнения у нее были довольно причудливые, а временами вторгалась в такие философские дебри, куда я никогда не осмеливался забираться. Проще сказать, она являла свое очарование тысячей и еще пятьюдесятью способами, и с каждой минутой я все больше ему покорялся. Остатки здравомыслия и хорошего воспитания помогали мне сдерживаться, но я чувствовал, что их надолго не хватит.

Миновав Старую фабрику, Ева не стала останавливаться даже на полминуты, а пошла через поле, уже сжатое, к речке. Пройдя по грубо сколоченному мостику, мы продолжили свой путь, теперь мы поднимались у самому, наверное, живописному месту в округе. Называлось оно Орлиным Гнездом, и располагалось на самой вершине скалы, вздымавшейся над лесом на несколько сотен футов. С этой возвышенной точки открывался вид на другую долину и горную цепь, которая как раз нежилась в последних лучах заходящего солнца. Мы смотрели, как свет бежит все выше и выше по скалам, как долину заполняет темнота. Тут до нас донеслись шаги, и в следующее мгновение мы увидели Ричарда Беннинга.

– Я увидел, как вы сюда поднимаетесь, – небрежно бросил он. – Вот и подошел.

От большого ума я пробормотал что-то учтивое, хотя следовало бы схватить его за горло и скинуть вниз, прямо на верхушки деревьев. На девушку же его появление подействовало самым волшебным образом. Ее глаза просияли светом любви, и был он куда ярче, чем отблески заката, только что пламеневшие в них.

– Я очень рада, что вы здесь! – сказала она, подавая ему обе руки. Боже милостивый, она говорила совершенно искренне!

Он уселся прямо на землю и начал живо рассказывать о дикой флоре этого региона, благо в руках у него был целый пучок цветов. Посреди одного из своих остроумных пассажей он вдруг прервался и уставился на Еву, которая сидела, прислонясь к стволу и плела что-то вроде венка. Девушка тут же подняла голову, словно почувствовав его взгляд. Она поднялась, отбросила венок и медленно пошла от нас. Беннинг тоже поднялся, но взгляда от нее не отрывал. В руках он по-прежнему держал цветы. Мне показалось, что Ева собирается заговорить, но она ничего не сказала. Ясно помню, как меня поразил тогда жуткий контраст между ее улыбкой и испуганным, затравленным выражением во взгляде, которое возникло, едва ее глаза встретились с пристальным взглядом Беннинга. До сих пор я толком не знаю, как это вышло, не понимаю, почему сам не сделал ничего. Я только видел, как Ева Мейнард – все с той же ангельской улыбкой на губах и глазами, исполненными ужаса, – вдруг прыгнула с утеса и слышал, как она падала, ломая ветви сосен!

Не помню уже, как я сошел вниз и сколько времени это заняло, знаю лишь, что Ричард Беннинг опередил меня. Он опустился на колени рядом с тем, что совсем недавно было прекрасной женщиной.