Амброз Бирс - Диагноз смерти (сборник)

Отбросив окурок сигары, плантатор встал и сказал: «Я забыл поговорить с Эндрю насчет лошадей». Он имел в виду надсмотрщика.

Уильямсон неторопливо двинулся по дорожке, посыпанной гравием, сорвал по пути цветок, пересек дорогу и зашел на пастбище, где приостановился, закрывая воротину. Тут он помахал рукой Армору Рену, чья плантация располагалась по соседству – тот как раз ехал мимо в открытой коляске вместе со своим тринадцатилетним сыном Джеймсом. Когда они отъехали на пару сотен ярдов, мистер Рен вдруг спохватился: «Я же забыл сказать мистеру Уильямсону насчет лошадей».

Тут дело в том, что мистер Рен продал мистеру Уильямсону несколько лошадей. Их должны были перевести с одной плантации на другую еще до вечера, но по каким-то причинам, которые нам не так уж интересны, мистеру Рену оказалось удобнее отправить их на следующий день. Груму велели ехать назад, и когда он развернул коляску, все трое увидели Уильямсона, неторопливо идущего через пастбище. Тут одна из их лошадей споткнулась и чуть не упала. Впрочем, все обошлось, лошадь удержалась на ногах, и тут Джим Рен крикнул: «Папа, папа, а куда делся мистер Уильямсон?!».

Ответить на этот его вопрос в нашем рассказе не представляется возможным. Лучше мы приведем запись показаний мистера Рена, данных под присягой в ходе официального расследования случая с Уильямсоном:

«Восклицание моего сына заставило меня взглянуть туда, где я только что видел исчезнувшего (sic!), но его там не было, как не было и нигде вокруг. Не буду говорить, что тогда меня это особенно удивило или что я сразу же понял всю серьезность происшествия. Пожалуй, поначалу оно показалось мне просто странным. Мой сын, однако, был удивлен сверх всякой меры и, пока мы шли к воротам пастбища, все повторял свой вопрос на разные лады. Мой грум Сэм тоже был обеспокоен, но, как я понимаю, больше волнением моего сына, нежели чем-то, что он мог видеть своими глазами. (Это предложение в документе вычеркнуто.) Мы вышли из коляски у ворот ограды, и когда Сэм привязывал поводья к ограде (sic!), туда же прибежала миссис Уильямсон с ребенком на руках, а с нею – несколько негров. Все они были крайне возбуждены и кричали: «Он пропал, пропал! Господи! Какой ужас!». Было еще множество возгласов того же рода, все их я сейчас уже не припомню. Мне тогда показалось, что они имели в виду нечто большее, чем просто исчезновение Уильямсона, пусть даже оно произошло буквально на глазах у супруги. Миссис Уильямсон была в истерике, но это, как я полагаю, вполне естественно при таких обстоятельствах. Тогда я и подумать не мог, что этот случай сведет ее с ума. С тех пор я никогда не видел мистера Уильямсона и не имел о нем никаких известий».

Эти показания, как и следовало ожидать, были почти по всем пунктам подтверждены еще одним свидетелем (если, конечно, его можно считать таковым) – юным Джеймсом Реном. Иных очевидцев у суда не было: миссис Уильямсон лишилась рассудка, а негры из домашней прислуги, сами понимаете, в свидетели не годятся. Юный Джеймс Рен поначалу утверждал, будто видел само исчезновение, но перед судьей он на этом уже не настаивал. Никто из рабов, что были на поле, куда направлялся Уильямсон, не видели его вообще, а тщательнейшие поиски по всей плантации и вокруг нее не дали никаких результатов. В той части страны чернокожие издавна и по сей день рассказывают друг другу великое множество нелепых и ужасных вымыслов, но мы здесь пересказали лишь то, что по этому делу стало известно доподлинно. В конце концов суд постановил считать Уильямсона умершим, и все его состояние, согласно закону, было поделено между наследниками.

Джеймс Барн Уорсен жил в Лемингтоне, что расположен в английском графстве Уорикшир. Он держал небольшую сапожную лавку в начале дороги, ведущей к Уорику. Друзья – такие же простые люди, как и сам Уорсен, – считали его добрым и честным малым, хотя он, как и многие англичане этого сословия, алкоголя не чуждался. А выпив, способен был поспорить на что угодно и о чем угодно. Вот и в тот раз, приняв за воротник, Уорсен расхвастался, какой он прекрасный бегун да как он вынослив, и результатом стало совсем уж противоестественное пари. Он поспорил на соверен, что одним духом пробежит до Ковентри и обратно, то есть больше сорока миль. Дело было 3-го сентября 1873 года. Уорсен решил побежать тотчас же, а человек, с которым он побился об заклад – его имени никто не запомнил – отправился следом. К нему присоединились Барэм Уайз, торговец холстом, и фотограф Эмерсон Барнс. Поехали они, надо думать, на какой-нибудь повозке или в фургоне.