Ноги незнакомца свободно волочились по земле, задевая ветки и листву, оставляя в дорожной пыли чёткие борозды от пальцев. Что самое интересное — тело, что несли двое парней, было абсолютно обнажённым.
— Что вы наделали! — взвыла с порога дома вышедшая навстречу незваным гостям хозяйка. Ирина схватилась за крестик на груди, запричитав, обречённо глядя на нас троих:
— Кто из вас пустил в дом оборотней?
Тело оборотни молча пронесли в гостиную, уронив его, правда, с некоторым почтением, на ковёр лицом вниз. Лишь сейчас я разглядел, что по его спине прямо по позвоночнику от копчика и до шеи идут стальные пластинки. Пластинки были хорошо сработаны и отстояли отдельно друг от друга, составляя некоторое подобие спинных позвонков — каждый стальной кусочек был уникальной неповторимой формы. Те пластинки, что начинались от копчика, были маленькими треугольничками, постепенно по мере движения вверх к шее они всё увеличивались в размерах, потом треугольнички сменили трапеции. Их было около дюжины — тогда я не стал их считать. На уровне середины лопаток цепочка странного пирсинга обрывалась, по коже дальше шли не стальные пластинки, а чуть заметные татуировки, изображавшие всё те же стальные пластины — отсутствовало, если верить татуировкам, порядка четырёх пластин. Причём следующая из отсутствующих в ряду должна была быть самой большой — татуировка, изображавшая отсутствующую железку, в отличие от пяти-семи сантиметровых собратьев, раскинулась на всю ширину спины, и представляла собой сложную фигуру наподобие ломаной трапеции высотой в три и шириной в тридцать с чем-то сантиметров.
— Тотем клана! — гордо заявила единственная девушка в пришедшем из темноты отряде.
— Лайка, у тебя кровь всё ещё бежит, — окликнул её их предводитель — тот самый молодой мужчина со спутанными волосами, устало падая в кресло.
— Ненавижу это имя! Знаешь же! — вспылила девушка.
— Ты бы так там злилась, — заметил парень в очках, улёгшись на бок прямо на пол рядом с креслом предводителя.
— Я старалась, честно…, — если до этого девушка была похожа на дикого волка, то теперь она напоминала промокшего замученного щенка. А кровь по её ногам продолжала течь, капая с ботинок на деревянный пол.
— Мы вас не тронем, завтра поутру уйдём, — обратился их предводитель к нам. Мы стояли здесь же, наблюдая за разворачивающейся перед нашим взором картиной.
— Да уж, — язвительным голосом ответила Ирина, теребя нательный крестик. Потом повернулась к двери в боковой коридор и вышла из гостиной. Дима вышел за ней следом. Я успел уловить как её недовольный голос спросил Диму:
— Зачем? Почему у меня не спросил? Как ты мо…
Потом из комнаты срулили и Алексей с Наташей. Лена тоже ушла наверх, бросив на меня вопросительный взгляд. Я остался.
— Сука! — шипела сквозь зубы девушка, которую их командир назвал Лайкой, когда парень в очках встал с пола и, отдёрнув край ковра и уложив её на пол, стал разрезать на ней джинсы коротким узким кинжалом.
— А ты чё пялишься? — один из тех угрюмых парней, что нёс тотемное тело, было уже шагнул на меня, но его остановил голос очкарика:
— Коготь, не трогай его. Они нас пустили в дом добровольно. Нас сейчас защищают лишь эти стены, приютившие на ночь. Тронешь хоть одно здешнего обитателя — стены обернутся против тебя, и защиты не будет. Тогда нам конец.
— Слепой прав, — это их командир трёт воспалённые глаза, не глядя на нас. — Парень, как тебя там, принеси воды, будь добр.
— Сколько? — спрашиваю его.
— Ведра два, — отвечает очкарик. Он уже распорол левую штанину, где у девушки были многочисленные рваные раны, и уже бойко распарывал правую, не особо осторожничая с ней.
— Ластик, иди с ним, поможешь, — приказывает командир второму парню, что нёс тело. Сейчас он стоит у огня камина, греет руки. Заслышав своё имя он вздрагивает и оборачивается к нам. На его грязных пыльных щеках видны влажные дорожки слёз:
— Хорошо.
Взяв два ведра, мы направились во двор к колодцу и набрали ледяной колодезной воды. Ластик вымыл у колодца лицо и руки. В свете слабого освещения я заметил на его левой руке неглубокую, но длинную рваную царапину, наподобие той, что украшают ногу Лайки, над которой колдует очкарик. Или как там его назвали — Слепой? Рана у Ластика, в отличие от Лайкиных, старая, почти уже зарубцевавшаяся.
— Вода готова, — Ластик ставит подле дивана, около которого на полу лежит Лайка, скривив в гримасе боли своё лицо. Джинсов на ней уже нет, трусиков тоже. Очкарик осторожно орудует где-то уже добытыми ножницами, отрезая лоскут за лоскутом от её рубашки, которая, похоже, прилипла к свежим ранам на левом боку девушки. Заворожено гляжу на обнажённое окровавленное, но красивое женское тело, что лежит передо мной.
Читать дальше