Сам резервуар был огромным, размером со стену, и заполненным каким-то прозрачным пузыристым гелем. Внутри находились десятки непонятных розовых организмов, подвешенные за проводки и трубки, которые подсоединялись к приборам, стоящим рядом с резервуаром. Армитаж, застывший на месте, мог только удивлённо смотреть. С его места розовые штуковины были похожи на невиданные гибриды цветов, очищенных фруктов и эмбрионов крылатых животных, будто стайка маленьких голых ангелочков.
Потом он подошёл поближе и понял, что рассматривает.
Это были человеческие лёгкие.
Если Армитаж и ощутил отвращение, то оно мелькнуло внутри него столь быстро, что он едва и заметил. Ему на смену мгновенно пришло глубокое и всепоглощающее чувство художественной привлекательности. В каждом препарате весь дыхательный тракт был тщательно отделён, чтобы сохранились трахеи, глотка и тонкие органы голосового аппарата. По трубкам в лёгкие закачивался кислород, отчего органы раздувались и сокращались в жидкой среде.
Армитаж заметил, что все лёгкие дышали.
Он насчитал тридцать три пары лёгких в резервуаре, но потом сбился и перестал. Около каждой пары стояла табличка с номером и датой – видимо, то были препараты для заброшенных научных экспериментов, о целях которых он мог только гадать.
Некоторые лёгкие отличались от других. Местами их розовая поверхность была серой, а на мускульной стенке выделялся толстый серый шрам. Армитаж подошёл ещё ближе (он уже почти забыл о времени) и уставился ещё пристальнее. Они стали дышать быстрее, или это его воображение разыгралось? Он дышит вместе с ними? Он стоял, будто загипнотизированный мерным ритмом их движений.
Как всегда, когда он натыкался на что-то удивительное, первым желанием было это зарисовать, запечатлеть увиденное. Не просто ванну с лёгкими ("Неплохое название для картины", – подумал он), а эмоции, которые он ощутил, когда увидел её. Благоговение. Шок. И, наконец, нечто знакомое, как будто он когда-то видел это во сне.
Армитаж смотрел, как лёгкие поглощают кислород по трубкам, и понимал, что они задышали быстрее и глубже. Где-то с другой стороны резервуара бикнула машина, потом опять. Приглядевшись, Армитаж заметил несколько резиновых трубок, которые выходили прямо из лёгких. Казалось, они накачивали какую-то густую серую жидкость в чёрные баллоны на дальнем конце лаборатории.
Мигнул свет над дальними приборами с другой стороны резервуара. Лёгкие расширялись и сжимались, расширялись и сжимались, всё быстрее и быстрее.
Вдруг, на самом подъёме, они остановились.
И все, как один, закричали через трубки.
То был высокий жужжащий крик, нота которого сначала пошла вверх, а потом резко упала вниз. Армитаж попятился назад от громкости. Ещё ни разу в жизни он не слышал подобного крика. Он зажал уши, вжал голову, не желая ни секунды больше оставаться в этом месте. Затрещал комлинк в его наушнике. Какой-то стражник пытался связаться с Армитажем, но тот едва мог объяснить, что случилось. Хотелось бежать.
Голоса в резервуаре продолжали кричать: то выше, то ниже. Серая жидкость потекла быстрее, заливаясь в чёрные баллоны. Армитаж понял, что каждый из голосовых бачков снабжался каким-то усилителем звука. Кому понадобилось изучать голосовые возможности этих лёгких и зачем? Позади него на мониторах появились звуковые диаграммы криков с математическими функциями.
Он повернулся к двери.
И понял, что он не один.
– Не понял, капитан, – произнёс Везек. – Куда это они подевались?
Группа Сарториса пересекла сверкающую стальную равнину главного ангара и прибыла в стыковочную шахту, но Армитажа и его группу нигде видно не было.
Позади себя капитан услышал, как Остин опять закашлялся (неприятный горловой сухой кашель уже действовал Сарторису на нервы), и понял, что хватит. Он ткнул пальцем в шахту.
– Похоже, ушли без нас, – сказал Сарторис. – Поехали.
Везек и Остин забрались внутрь в лифт. Сарторис последовал за ними вместе с Грили и Бландингсом, несущими коробку с найденными запчастями. Шахта закрылась позади них, а платформа медленно поплыла вниз. Остин продолжал кашлять. Сарторис изо всех сил не обращал на него внимания. Предстояло докладывать начальнику тюрьмы о пребывании на звёздном разрушителе, а ему это совсем не улыбалось. Несомненно, Клот задаст самые разные и совершенно ненужные вопросы насчёт корабля и того, что он там видел, и каждая минута этих расспросов будет проверкой нервов Сарториса на прочность. Глупые вопросы начальника тюрьмы были подобны нервному тику, возникающему у Клота, когда предстояло принять какое-либо решение.
Читать дальше