Стивен Кинг - Противостояние.Том I

И там стоял он, одетый в какую-то темную хламиду, похожую на монашескую рясу с капюшоном, и черты его лица были неразличимы, она видела одну лишь широкую счастливую ухмылку. И в одной руке он держал крюк от вешалки для одежды. Вот тут-то ужас и обрушивался на нее, как тяжелый кулак, и она боролась изо всех сил со сном и просыпалась вся в поту, с бешено стучащим сердцем и страстным желанием никогда больше не засыпать.

Потому что ему нужно было не мертвое тело ее отца — ему нужен был живой ребенок в ее чреве.

Она снова перевернулась на другой бок. Если ей вскоре не удастся заснуть, она и в самом деле достанет дневник и станет писать. Она вела дневник с 5 июля. В каком-то смысле она делала это для ребенка. Это был акт веры — веры в то, что ребенок будет жить. И она хотела, чтобы он знал, как все это происходило. Как чума пришла в Оганкуит, как они с Гарольдом убежали оттуда и что с ними случилось. Она хотела, чтобы ребенок знал весь ход событий.

Лунный свет был достаточно ярким, чтобы писать при нем, а двух-трех страничек дневника ей всегда хватало, чтобы почувствовать сонливость. Это явно не свидетельствовало о литературных талантах, подумала она. Но сначала она все-таки попробует еще раз уснуть безо всяких ухищрении.

Она закрыла глаза.

И продолжала думать о Гарольде.

Ситуация могла бы упроститься с появлением Марка и Перион, если бы эти двое уже не были полностью поглощены друг другом. Перион было тридцать три — на одиннадцать лет больше, чем Марку, но в нынешнем мире такие вещи не имели никакого значения. Они нашли друг друга, они заботились друг о друге и хотели и дальше быть вместе. Перион по секрету призналась Фрэнни, что они пытаются зачать ребенка. «Слава Богу, что я всегда предохранялась с помощью таблеток, а не спирали, — сказала Пери. — Как, скажи на милость, я сумела бы ее извлечь?»

Фрэнни чуть не сказала ей о ребенке, которого носила сама (первая треть срока уже миновала), но что-то удержало ее. Она побоялась, что это может лишь осложнить и без того нелегкое ее положение.

Итак, теперь их было не четверо, а шестеро (Глен категорически отказывался вести мотоцикл и всегда ехал позади Стю или Гарольда), но с появлением еще одной женщины ситуация не разрядилась.

А как насчет тебя самой, Фрэнни? Что хочешь ты ?

Если уж она вынуждена существовать в мире, подобном этому, подумала она, с биологическим будильником, установленным внутри нее с заводом на шесть месяцев, она хотела бы иметь в роли своего мужчины кого-то вроде Стю Редмана… Нет, не кого-то вроде. Она хотела именно его. Вот так обстояло дело, если уж говорить начистоту.

С исчезновением цивилизации с двигателя человеческого общества разом содрали хром и лакировку. Глен Бейтман нередко распространялся на эту тему, и каждый раз это доставляло какое-то странное удовольствие Гарольду.

Женская свобода, решила Фрэнни (полагая, что если уж говорить начистоту, то все вещи надо называть своими именами), — это не что иное, как побочный продукт технологического общества. Женщины целиком полагаются на милость своего тела. Они меньше. Они изначально слабее. Мужчина не может забеременеть, а женщина может — это известно даже детям. А беременная женщина — существо очень уязвимое. Цивилизация создала защитный зонтик здравого смысла, под которым могли укрыться оба пола. «Освобождение» — одним этим словом все сказано. До цивилизации с ее аккуратной и полной сострадания системой защиты женщины были рабынями. Давайте не будем подслащивать пилюлю, подумала Фрэнни, рабыни — вот кем мы были. Потом проклятым дням настал конец. И Женское Кредо, которое следовало бы вывесить во всех офисах дамских журналов, желательно вышитое вручную, стало таковым: « Спасибо вам, Мужчины, за железные дороги. Спасибо вам, Мужчины, за изобретение автомобиля и убийство краснокожих индейцев, которые думали, что неплохо бы оставить Америку в прежнем состоянии подольше, потому что они были здесь первыми. Спасибо вам, Мужчины, за больницы, за полицию, за школы. Теперь мне хотелось бы иметь право голоса, право открыть свое собственное дело и решать самой свою судьбу. Когда-то я была вещью, но теперь это устарело. Дням моего рабства должен настать конец; необходимость быть рабыней отпала так же, как нужда пересекать Атлантический океан на утлом паруснике. Реактивные самолеты быстрее и безопаснее, чем маленькие суденышки, и в свободе больше смысла, чем в рабстве. Я не боюсь летать. Спасибо вам, Мужчины».