Айра Левин - Сын Розмари

Они держали друг друга, он ее — за запястья, она его — за плечи. Его глаза становились тигриными.

Она смотрела в черные щелки зрачков.

— Ну, говори же: «Нет, мама, они этого не делали, об этом позаботились пятеро из „Бригады“. Давай, гни свою линию.

Тигриные глаза не моргали. Губы были плотно сжаты.

— Ну же, — настаивала Розмари, крепко сжимая его плечи. — Скажи, и мы сразу перейдем к делу. — Она кивнула в сторону спальни.

Он оторвал от себя ее руки.

— Да, это сделали они. Но идея была не моя. Я себе не хозяин, у меня есть спонсоры. И тебе это известно. Ты когда-нибудь задумывалась, сколько денег вбухали в Зажжение? Забудь о фабриках, о сбыте, подумай хотя бы о рекламе и эфирном времени, о том, сколько понадобилось труда и средств, чтобы нас увидел каждый. Каждый! — Его глаза оставались тигриными. — Мы говорим о дикарях банту на Серенгете! О пастухах Монголии! О местах, где нам пришлось проложить дороги — иначе было не завести генераторы, — чтобы тамошние жители впервые в жизни посмотрели телевизор! Миллиарды долларов! Миллиарды! — Он перевел дух. — И те, кто за всем этим стоит, не желают зря рисковать.

— Энди, мир очень сильно изменился, но с каких это пор ангелы ведут шоу? Ты и продюсер, ты и актер, ты и…

Он хохотнул:

— Мама, мои ангелы — не ангелы. — Энди сглотнул. — Они бизнесмены. При всем своем альтруизме они очень упрямы, когда речь идет о защите капиталовложений. Послушай меня! Что случилось, то случилось. — Он шагнул к ней, блеснул тигриными глазами. — Как мне теперь быть? В машине меня действительно тошнило, я не притворялся. И никто никому не приказывал обставить все именно так, это Диана придумала. Она не в своем уме, шуточное ли дело — тридцать пять лет в гильдии театральных критиков? Для нее весь мир — театр. Из Крейга она веревки вьет, он гавкает, а остальные подчиняются.

— И все-таки главный приказ отдал ты, — сказала Розмари. — Это благодаря тебе они на такое способны. Точно так же, как Хэнк благодаря тебе способен ходить.

Он глубоко вздохнул. Кивнул;

— Не совсем так, но похоже. Да. Я один за все в ответе. Да. У меня не было выбора. — Энди подошел к кофейному столику, снова глубоко вздохнул и поглядел на рекламный листок и майолику. Сунул руки в карманы.

Розмари стояла, сложив руки на груди, смотрела на него.

— Я возвращаюсь в «Уолдорф». Он перевел на нее тигриный взор.

— О, мама…

— Здесь не останусь, — отрезала она. — Возьму в банке ссуду до раскрутки «Свежего взгляда» и переберусь. Уверена, с кредитом у меня сейчас проблем не будет.

— Лучше возьми ссуду и оставайся.

— Нет. Я не знаю, что будет, когда начнется следствие, что я скажу полицейским, если они захотят меня допросить. Даже думать об этом страшно. А еще, Энди, я хочу, чтобы между нами была дистанция.

Он наполнил легкие воздухом, медленно выдохнул, кивнул. Опустил голову.

— Я тоже не желаю подвергать риску Зажжение, хоть я и не такая фанатичка, как эти твои неангелы. Я не хочу, чтобы в оставшиеся дни нам задали слишком много неприятных вопросов. Сейчас это ни к чему, если учесть, как хорошо поработали ирландцы и какие высокие у нас рейтинги.

Энди поднял голову и посмотрел на мать в упор. Его глаза превращались в оленьи.

— Так что я подожду до следующей субботы, — сказала Розмари. — До первого января. Но прежде мне на глаза не попадайся. А там, глядишь, все как-нибудь само уладится.

— А мы… зажжем свечи вместе? — спросил Энди. Несколько секунд она молчала.

— В парке?

— Нет, — ответил он. — И не в церкви абиссинских баптистов или где-нибудь еще. Я не хочу никакой шумихи… Думаю, лучше всего будет подняться наверх, ко мне. И Джо там будет, я ведь знаю, ты иначе не согласишься. Оттуда, с высоты птичьего полета, увидим весь праздник. У меня большая телестудия — ты, должно быть, видела рекламу, — можно смотреть все каналы. Честно, это самый лучший способ увидеть все и вся.

Розмари глубоко вздохнула:

— Я тебе позвоню.

Он кивнул, повернулся и направился в прихожую.

— Забери майолику, — бросила вслед она.

— О, мама…

— Забери, Энди. Это ведь не ты покупал, а они. А мне такие подарки не нужны. Ни от них, ни от тебя.

Он подошел к кофейному столику, одной ладонью смахнул «Энди» на другую. Зажал под мышкой, как дешевую книжку, и вышел из номера, затворив за собой дверь.

Розмари выпустила воздух из легких и бессильно опустила руки.

Она наклонила кофейник из фальшивого серебра над чашкой и перестаралась — налила «с верхом». Тогда Розмари взяла с подноса чистую чашку и наполнила примерно на три четверти. Сливки и подсластитель решила не добавлять.