Айра Левин - Сын Розмари

Лишь магазин «Тиффани» был набит посетителями, машущими кредитными карточками, — и не только головной салон на Пятой авеню и его бутики в других универмагах и гостиницах, но и филиалы на Уайт-Плейнз и Шорт-Хиллз. Все верно, очередное доказательство, что дурной славы не существует, пока название выговаривают правильно.

— Привет. Пошли, глянем на елку.

Они не виделись и не разговаривали друг с другом с утра вторника, когда предельное изнеможение дало Розмари законный предлог проститься с сыном и Джо, поцеловав обоих в щеку. Джо унес несъеденные пончики и обе газеты — «Спасибо, дорогой». Энди сказал, что собирается «удалиться от мира», но на позднем завтраке в рождественское утро будет как штык.

Розмари обрадовалась, когда он ушел. Излучать — это вам не шутки. Но все же гадала: уж не печаль ли, а может, вина или смесь того и другого вынуждают его «удалиться от мира» и в чьем обществе он намерен это сделать? А может, в одиночку? Она представила его (или их) на обложке «Плейбоя»: саманная хижина с воловьими рогами вместо стропил, кругом — пустыня.

— Ты дома?

— Да. — С телефоном в руке она направилась к окну спальни. — А ты где?

— На сорок пять этажей выше. Только что вошел.

— Как это? — спросила Розмари, глядя вниз, на белое неровное одеяло, которым укутался парк.

— Самолет, вертолет и метро. Что-то вроде физзарядки, верно? На центральных улицах снег в основном убран, на расчистку брошена муниципальная техника. Совсем по-рождественски.

Она глубоко вздохнула и проговорила:

— Помню, в прошлое Рождество у нас была своя елка. Тебе было пять с половиной, мы ее вместе наряжали. А ты помнишь?

— Забыл напрочь. Потому-то я все еще в Аризоне. У тебя есть сапоги? Бутики, должно быть, уже все распродали.

— Есть, — ответила она.

Все были в сапогах — коричневых, черных, красных, желтых. Перчатки, варежки, шарфы, шляпы, шапки-ушанки, красные щеки (в другие дни лишь чуть-чуть розоватые), значки «Я люблю Энди», «Я люблю Розмари», широкие улыбки, блестящие солнцезащитные очки или глаза, улыбающиеся прохожим.

— Таким красивым город бывает только после большого снегопада, — сказала Розмари, дыша белым и шагая рука об руку с Энди по Центральному парку среди десятков других гордых участников движения «Отвоюем землю у машин». — Это и в самом деле пробуждает в людях самое лучшее.

— Да, пожалуй, — кивнул Энди.

Они остановились на Седьмой авеню посмотреть на мужчин, женщин и детей, которые помогали муниципальным техникам раскопать заваленный снегом содеразбрасыватель. Чуть дальше другая группа людей то же самое делала с чем-то громадным и оранжевым.

Вместе с другими пионерами новоявленной тундры они вышли в район Сентрал-парк-саут, то и дело поддерживая друг друга, — снеговой покров толщиной в двадцать четыре дюйма еще не успели утоптать.

Розмари была полностью экипирована а 1а Гарбо: новые большие солнцезащитные очки, шарф на шее, шляпа с широкими вислыми полями, пальто от «Ниночки» — возможно, с плеча русского полковника. Впрочем, она уже почти «созрела», чтобы подарить пальто коридорному.

Энди не изменил своему пристрастию к простым нарядам: лыжные очки и громадный значок «Я люблю Энди» мгновенно превратили его в одного из безликих горожан, подражателей Энди, коих на планете легионы. Пожалуй, на одного из лучших.

К ним подошел полицейский в темных очках и поднял большой палец в кожаной перчатке.

— Эй, Энди! — ухмыльнулся он. — Класс! Здорово похож!

Энди и Розмари улыбнулись ему. Энди сказал:

— Спасибо, люблю тебя. — И они пошли дальше.

— Еще и голос! — вскричал полицейский. — Скажи еще что-нибудь!

— Да пошел ты!

Полицейский рассмеялся и помахал рукой. Розмари пихнула сына локтем:

— Энди!

— Часть маскировки, — объяснил он. — Разве Энди ответил бы так? Никогда!

— О-о!

— Скажи «дерьмо» — поможет.

— Дерьмо!

Они рассмеялись и по утоптанной тропинке повернули направо и прошли на Шестую авеню. Здесь, насколько охватывал глаз, земля была отвоевана — белая тундра испещрена человеческими силуэтами и окаймлена шеренгами иглу в форме автомобилей.

— А когда отказались от «Авеню оф Америкас»? — спросила Розмари, глядя на табличку с названием улицы.

— Официально — всего лишь несколько месяцев назад, — ответил Энди. Она улыбнулась:

— Хатч говорил, что кто-нибудь однажды сосчитает буквы.

Это имя вызвало недоумение.

Пришлось рассказать о Хатче — ее друге, которого убила секта Романа.