Бентли Литтл - Откровение

Джим вскинул винтовку и выстрелил, метя в голову чудовища. Пуля прошила безобразную голову; брызнули куски костей и плоти. Из раны хлынула черная кровь.

Джим выпустил вдогонку еще несколько пуль.

Гигантское существо упало. Голова его уже представляла сплошное кровавое месиво. Вся земля вокруг была залита черной кровью.

Еще один гигантских размеров младенец стал выкарабкиваться из земли в дальнем конце кладбища, а другой прокладывал себе путь прямо по окровавленному телу первого.

Здесь ли хоронили этих младенцев? - подумал Джим. Он вспомнил своего прадеда Эзру Велдона, которого никогда не видел. Происходило ли при нем то же самое?

Он перезарядил винтовку и начал стрелять снова.

К этому времени Гордон справился со своими чувствами и тоже открыл огонь по чудовищным созданиям. Их можно убить, повторял он про себя. Они - реальные. Они - физические существа. Первым выстрелом он промазал, но остальные пули попали в цель. Цель была слишком крупной, чтобы промахнуться.

Брат Элиас и отец Эндрюс стояли, глядя друг на друга. Вокруг них разверзалась земля, на поверхность выкарабкивались живые трупы гигантских младенцев. Горячий ветер бил им в лицо, неся с собой гнилостный запах разложения. Священник прикрыл глаза, почувствовав на себе давление неприятной и незнакомой силы, пытающейся пробиться сквозь его замкнутые чувства, пытающейся найти трещину в психической блокаде, которую он создал в своем мозгу.

- Откройтесь! - потребовал брат Элиас. Священник замкнулся, защищая себя. Окружающий его воздух сгустился и потяжелел от давящей силы. Он чувствовал, как его обволакивает зло, и чудовищность этого чувства не шла ни в какое сравнение с тем, что он когда либо переживал ранее. Он задрожал, ощущая нарастающее давление извне.

- Откройтесь! - орал брат Элиас.

Мое время близко, подумал отец Эндрюс, вспомнив строку из Библии. Я готов принести себя в жертву. И в этот миг... в этот миг ощутил силу! Его слабая и шаткая воля укрепилась пришедшей извне железной решимостью; его оцепеневший и усталый мозг мгновенно распростерся, охватывая знание обширное и безграничное, при этом совершенное и организованное.

И затем он начал тонуть, таять, рушиться, подавленный властью этой новой силы, которая иссушала все его существо, всасывала его в себя и тем становилась еще сильнее. Он слышал свой собственный голос среди этой пучины, но и голос, и мысли съеживались, исчезали, исчезли.

Сила отныне перестала быть бестелесной; рассеянной воле больше не было нужды действовать через несовершенные и случайные сосуды. Горячая и жгучая, укрепившаяся брошенными жизнями столь многих существ, сила отныне стала свободной, обрела форму, которой могла воспользоваться, форму, которую могла контролировать полностью и в совершенстве. Сила смотрела зрячими глазами на окружающий мир и воспринимала его живыми чувствами.

И создания, противостоящие этой силе, внезапно оказалась такими слабыми, такими незначительными.

- СКЛОНИСЬ ПЕРЕД СВОИМ НОВЫМ БОГОМ! Голос прозвучал столь мощно, столь внушительно, что шериф с Гордоном обернулись. Даже чудовищные младенцы, карабкающиеся из земных расщелин, приостановили на секунду свое движение.

- ПОВЕЛЕВАЮ ТЕБЕ СКЛОНИТЬСЯ ПРЕДО МНОЙ.

Голос был очень похож на голос отца Эндрюса, и явно исходил из его приоткрытого рта, но мощность его была неправдоподобной.

Брат Элиас ринулся вперед, крепко схватил священника за плечи и прямо в лицо, что было сил начал выкрикивать чужие слова Ритуала Изгнания, но даже его зычный голос казался жалким и беспомощным по сравнению с голосом отца Эндрюса.

Жуткий смех священника просто подавил его. Оглушительный звук, от которого, казалось, содрогнулись чернеющие небеса, эхом прокатился по горам.

- У ТЕБЯ НЕТ НАДО МНОЙ ВЛАСТИ!

Брат Элиас заговорил еще быстрее; странные слова вылетали изо рта, словно ему надо было успеть высказать все в кратчайший промежуток времени, который уже заканчивался.

- ...господь наш Бог, - выкрикнул он по-английски, и в следующий миг отлетел от священника, перевернулся через голову и упал плашмя на большой серый камень в добрых двадцати футах. Но быстро встал, встряхнул головой, приходя в себя, и продолжил скандирование на чужом языке со скоростью записного аукциониста. Одновременно он приближался к священнику, раскинув руки и пальцами выписывая в воздухе какие-то символические знаки. И тут отец Эндрюс начал меняться.

Тело его начало расширяться, пухнуть, на руках и на лице кожа начала лопаться, а затем стала рваться одежда.