Клаудия Грэй - Призрачная ночь

Когда все собрались возвращаться в школу, я снова стала невидимкой, превратившись в облачко тумана над головой.

Балтазар, как я заметила, тоже встал, но вместе со всеми не пошел, задержавшись в беседке. Луна очерчивала его силуэт на фоне железных завитков и ветвей ивы.

Я опустилась чуть ниже и прошептала:

— С тобой все в порядке?

— Конечно, — ответил он каким-то странным голосом.

Мне вспомнился Осенний бал два года назад, когда мы вместе вышли из зала, чтобы посмотреть на звезды. Именно в ту ночь я сказала ему, что люблю Лукаса, но до сих пор не сумела до конца осознать, как сильно это на него подействовало. Неужели он тоже вспоминает ту ночь?

Балтазар посмотрел вверх, примерно туда, где находилась я, и произнес:

— Лукас пошел наверх перепроверить ловушки и убедиться, что они надежно спрятаны. Он не ляжет спать еще минимум час.

— Да. И что?

— Я хочу, чтобы ты вошла в мое сознание и в мой сон.

Я мгновенно поняла, зачем он об этом просит и что задумал.

— Балтазар, не думаю, что это хорошая мысль. Нам предстоит сражение. Тебе понадобятся все твои силы.

— Со мной все будет отлично. Мне потребовалось много времени, чтобы решиться на это, но теперь я все понял. Тянуть больше нельзя. — Лицо его было непроницаемым, но голос твердым. — Поверь.

После того, как я два месяца упрекала его за то, в чем он, скажем прямо, был не виноват, я перед ним в долгу, так?

— Хорошо. Я войду.

Мы вернулись в школу. От роскошного убранства большого зала почти ничего не осталось — все свечи сгорели и оплавились, цветы были раскиданы по полу и растоптаны в панике убегавшими учениками, на помосте для оркестра валялись брошенные впопыхах инструменты. Балтазар развязал галстук и расстегнул манжеты, поднимаясь по лестнице. Шаги его эхом отдавались на каменных ступенях. Я могла побиться об заклад, что после случившегося вечером ученики не спят и не уснут еще долго, но никто не рискнет бродить по школе в полночь.

Когда мы вошли в спальню, Балтазар не стал зажигать свет, наверное, для того, чтобы спокойно переодеться. Разумеется, я все равно отвернулась. Впрочем, луна светила ярко, поэтому я видела его тень на стене, — он снял рубашку и расстегнул ремень.

«И это не «тип» Патрис? — подумала я. — Не понимаю».

Услышав, как зашуршало покрывало на кровати, я повернулась и воспарила над Балтазаром. Он лежал на боку. Похоже, он из тех счастливчиков, кто засыпает, едва успев закрыть глаза. И хотя я чувствовала себя неловко — вроде как я обманываю Лукаса, потому что делю сон с другим, — я вытянулась в струнку, нырнула вниз, в самый центр спящего сознания Балтазара…

И обнаружила, что стою в лесу, тоже ночью.

Сначала мне показалось, что это лес около «Вечной ночи», но потом я сообразила, что ошиблась. Деревья были выше, и некоторые из них очень толстые — вероятно, старые. Где-то вдалеке разговаривали люди и слышался стук копыт. Я всмотрелась в черноту ночи и увидела, что по грязной дороге едет старомодная повозка и на людях в ней очень непривычная одежда — большие шляпы и длинные плащи. Это в чем-то походило на воспоминания Кристофера о его жизни, но я догадалась, что попала в более ранний исторический период.

— У тебя получилось, — произнес Балтазар.

Я обернулась и увидела, что он стоит рядом в такой же одежде — штаны до колен, высокие сапоги, чуть расширяющиеся в голенищах. Сюртук подпоясан, плащ подбит мехом, а шляпа… В общем, я невольно улыбнулась.

— Ты похож на звезду во время карнавала на День благодарения.

— Если хочешь знать, это пик колониальной моды в тысяча шестьсот сороковом году. — Балтазар поправил шляпу, чтобы она сидела чуть набекрень.

— Значит, ты видишь сны про свою жизнь? — посерьезнев, спросила я.

— Иногда. — Балтазар показал на отдаленный огонек — в окне небольшого домика горела масляная лампа. — Пойдем посмотрим, что можно сделать.

Я шла вслед за ним по лесу, пока мы не добрались до поляны и домика. Он оказался куда более примитивным, чем я предполагала. Подумав немного, я поняла, что по-другому и быть не могло: наверное, Балтазар вместе с отцом построили эту хижину своими руками. Из чуть покосившейся трубы шел дым, окно было затянуто куском провощенной бумаги. Возле дома спал мохнатый пес. Балтазар улыбнулся и потрепал его по шее:

— Привет, Фидо.

Фидо не шелохнулся. Возможно, во сне он не ощущал прикосновений.

Тут из дома донесся женский голос, резкий и сердитый:

— Твое непослушание возмущает нас, Черити!