Даринда Джонс - Ибо я согрешила

— Падение. Я помню, как упала.

Я смотрела на женщину, к которой обращалась. Она лежала в постели, свернувшись калачиком и так натянув на себя одеяло с кроликами Багз Банни, что было видно только несколько каштановых прядей. И, кажется, все еще спала, раз уж ничего мне не ответила.

— Угу, продолжай. — Приглушенный одеялом голос звучал грубовато.

— Но это все. Больше я ничего не помню.

Она промолчала, а я глянула на ночную сорочку, которая была на мне, и попыталась собрать по крупицам хоть какие-то воспоминания. Что произошло? Как я здесь оказалась? И где это — «здесь»?

Отвернувшись, я посмотрела в окно квартиры. Там, на улице, царила холодная городская ночь. Я разглядела огни уличных фонарей и темные очертания возвышающихся рядом зданий, но теперь все было иначе. Бетонные строения казались далекими и какими-то размытыми. Льющийся с фонарных столбов свет был призрачным, словно ненастоящим. Вообще так было с любым светом, кроме того, что исходил от женщины. Это я осознала, когда снова посмотрела на нее.

Она сияла, как жидкое золото, искрясь и ослепляя даже сквозь одеяло. И она была единственным объектом, на котором я могла сосредоточиться и который по-настоящему видела.

Гибкие пальцы стянули одеяло пониже, появилась темная голова, но глаза по-прежнему были закрыты. Лицо светилось и блестело. Брови женщины сошлись в одну линию, выдавая ее раздражение. Она положила на лоб руку, как будто хотела закрыться от всего мира. Вскоре ее дыхание снова стало равномерным, и я уже решила, что женщина снова заснула, однако внезапно она заговорила:

— Значит, это все, что ты помнишь? Падение?

Немало удивившись, я расправила плечи. Сидела я на комоде, потому что единственный в комнате стул был завален одеждой.

— Да.

— Учитывая, что ты здесь, — проговорила женщина, потирая лоб тыльной стороной ладони, — я бы сказала, что остановочка у тебя вышла очень даже неожиданная.

Сглотнув подступивший к горлу комок, я облизала губы, но у них не было ни вкуса, ни чувствительности. Как будто я только что побывала у дантиста. Я наклонила голову и задала вопрос, ответ на который уже знала:

— Я мертва?

— Мертвее некуда. Который час?

Не поддаваясь подступающей печали, я взглянула на часы, которые стояли на тумбочке. Цифры показались знакомыми, но больше ничего не значили. И это было не важно. Приподнявшись на локте, женщина уставилась на часы из-под копны непослушных волос, потом повернулась и снова посмотрела на меня. Я перестала дышать. У нее были прекрасные глаза — глубокие и ярко-золотистые. Смотреть в них через упавшие на лицо длинные пряди темных волос было все равно, что всматриваться в глаза пантеры сквозь тяжелые острые листья растущих в джунглях растений. Ее образ казался неземным.

— А не могла бы ты умереть попозже? — спросила она тяжелым от усталости голосом. — Скажем, в двенадцать минут десятого?

Я уже собиралась ответить, но поняла, что ей это не нужно. Она отбросила одеяло, на ней оказалась футболка с надписью «Культ Голубой Устрицы». Женщина потянулась с самым громким зевком, который мне когда-либо доводилось слышать. Но даже это не смогло разрушить очарования, в котором я сейчас находилась, и невольно я задалась вопросом, кто она такая. Когда она сползла с кровати и двинулась к двери, мне пришло в голову, что, быть может, она ангел, застрявший на земле с миссией помогать тем, кто переходит в мир иной. Какое благородное создание!

— Щас будет стриптиз, — предупредила она перед тем, как натянуть на себя похожие на мужские боксеры трусы.

Моргнув, я попыталась отвернуться, но она справилась так быстро, что у меня просто не было времени. Мне стало неудобно, но ей, по-моему, было все равно.

— Раз уж придется выяснять, что произошло, — сказала собеседница, подняв вверх указательный палец, — нам нужен кофе. Много кофе.

Я проследовала за ней в такую крохотную кухоньку, что моя по сравнению с ней казалась Карнеги-Холлом. [1] Карнеги-Холл (англ. Carnegie Hall) — концертный зал в Нью-Йорке, на углу Седьмой авеню и 57-й улицы Манхэттена.

Секундочку. Моя кухня. Широко улыбаясь, я повернулась к женщине.

— Я помню, что у меня есть кухня.

— Чудесно, — отозвалась она, насыпая кофе в фильтр — К сожалению, кухни имеются еще у пяти миллиардов человек. Но это уже кое-что.

— Да, — сказала я, обходя небольшую барную стойку и осматриваясь. — Но моя намного больше. С керамической плиткой и гранитными столешницами.