Александр Щёголев - Искусство кончать молча

Сила, прущая из штанов, способствует мечтаниям.

За спиной висел на стене фотопортрет Президента России: его неодобрительный взгляд ощущался затылком, однако повернуться и показать «fuck» этому начальнику начальников тоже было лень.

Пришёл сюда Неживой за видеосистемой. Надо же было хоть чем-то, хоть как-то расслабить симпатичную бабёнку, если уж со спиртным по нулям. Её напряжённое непонимание ощущалось буквально сквозь стены. А у Храповского в шкафу пряталась казенная видеодвойка, совмещенные видеомагнитофон и телевизор, — именно то, что поможет наконец перейти к основной программе вечера.

Ключ от кабинета у Вити, разумеется, был, — по согласованию с шефом. Полковник доверял своим любимчикам, коих отбирал по делам их, а не по родству.

И вот, оказавшись в этом логове мелкого хищника, тихом и столь уютном, майор испытал острую потребность перевести дух.

Взять паузу.

На столе перед ним лежала писулька, которую чудак Гаргулия так и не докончил, а также его диктофон. Не то чтобы Неживой внезапно вспомнил про существование этих документов (всё время помнил), просто раньше — важным не казалось. А теперь наконец руки дошли. Да и неловко перед покойным: старался же человек…

«Ирина! Если ты это читаиш, значит миня уже нет в живых. И убила миня ты, родная моя. Какже я люблю тибя если прощаю даже это. Я простил тибе Лацкана и всех кто был до него, кто был паралелльно с ним, паралелльно со мной и перпиндекулярно нашему счастью. Простил и этот последний случай в ванной когда мне, впервые, повезло застать тибя с другим. На моем же дне рождения, в моем же доме! Ты со своим „магистром“ думала я пьян и нивминяем. Я и правда пошол в ванную не за тобой, а, чтобы, голову сунуть под воду. И теперь картинка эта — чужая рука у тибя в трусах — гноиться в моей памяти как заноза. Но я вовси ни о том, что мне больно и плохо. Просто если-б ни этот канфуз, так бы и клеймила ты миня параноиком, отрицая очивидное. Ты, родная моя, больная дрянь. А я больной дурак. Так и прожили жизнь.

Ни могу забыть историю с сектой и, не только потому, что инженерно-техническую экспертизу артифактов поручили мне. Это ведь ты донесла про истребитель. Думала не знаю? Знаю. В тот самый миг, ты и убила миня, дурёха. А какие были пирспективы, сохрани мы с тобой втайне все, что я обнаружил! Подумаешь, господин Лацкан копыта откинул, зато я остался-бы и первым, и единствинным испытатилем.

Ты думаешь, твой непризнанный гений, этот, вульгарный доцент военмеха — большой учёный, да? Организовал „Орден Эфирной Руки“ и теперь герой, да? Лехковерная ДУРА. „Магистр Рафаэль“, тьфу!!! Я тогда тебе просто не рассказал чтобы не пугать, но пошло оно лесом. При штурме сектантов, спецназ потерял взвод, и положил ребят вовси ни твой „храбрец“, который, отсиделся в туалете. Был у него студент-дипломник, он и стрелял из истребителя, пока сперма ни кончилась. Помнишь раненого, который подох в тюремном госпитале? Это и был он, студент, штатный палач при Рафаэле. Говорят, страшное сущиство. Где он раздобыл секстензор, не выяснили, а у твоего горе-доцента осталась только малая часть его секретов. Так что, сними с ушей лапшу, это ни те серьги, которые, украшают женщину.

Нислучайно Рафаэль не может воспользоваться якобы своим изобретением, даже воспроизвисти и то криво получаится. Зря Контора вытащила его из изолятора на Каляева и кормит от пуза. Ритуал иницеирующий это устройство он знает, а смысла ни понимает. Чего-то ему ни хватает, толи ненависти, к людям, толи любви, к бабам. Как и мне, к сожалению. Костяна, вот, пришлось зарезать вместо того чтобы зделать это красиво — одним движением эфирного пальца… Надеюсь, хотя бы, с Константином у тибя не было интима? Хотя плевать. Я простил. Твоя любви-обильность даже возбуждаит.

Я люблю тибя больше жизни. Но за предупреждение, что, „магистр“ назначил миня новой мишенью и, даже, оддал Костяну приказ, огромное спасибо. Жить всётаки хочеться.

Записи свои про „алгоритмы схлопывания“ я все потёр, так что ни ищите. А ты, ты спроси себя, почему нечистая сила, с которой у твоего нового друга заключон контракт, отвернулась от него?»

На этом текст обрывался.

Как проникновенно, размышлял Неживой. Этот Арчилович — поэт, натурально, кто бы мог подумать. А выглядел мудаком… хотя, судя по письму, мудак и есть. Замутить такую каверзу, и всё — на почве ревности… Тупо.

Триллер оказался мелодрамой.