Роберт Маккаммон - Жизнь мальчишки. Книга 2. Люди и призраки

Пришел ноябрь и коснулся Зефира своими холодными пальцами. Холмы вокруг города сделались коричневыми, листва почти вся облетела. Листья высохли и, когда кто-нибудь ступал на них, громко хрустели под ногами.

Этот хруст мы услышали под окнами своего дома во вторник вечером. В очаге горел огонь, отец читал газету, а мама колдовала над поваренной книгой, изучая рецепт нового пирога или пирожного.

В дверь постучали, и отец поднялся, чтобы открыть. На крыльце в свете фонаря стоял шериф Джуниор Талмэдж Эмори с шляпой в руках, его большеротое лицо было угрюмо. Воротник его куртки был поднят: на улице уже здорово похолодало.

— Можно мне войти, Том? — спросил шериф.

— Не знаю, что и сказать, — ответил отец.

— Ты не хочешь больше со мной разговаривать, это понятно. Я не стану закатывать по этому поводу истерику. Но… я уверен, Том, что ты выслушаешь то, что я хочу сейчас тебе сказать.

Мама подошла к дверям и встала позади отца.

— Пусти его в дом, — сказала она.

Отец распахнул дверь, и шериф вошел.

— Привет, Кори, — бросил он.

Я сидел на полу рядом с камином и делал домашнее задание по истории штата Алабама. Теплое местечко у камина, так любимое Бунтарем, сейчас казалось душераздирающе пустым. Но жизнь все равно продолжалась.

— Привет, — отозвался я.

— Кори, поднимись, пожалуйста, в свою комнату, — приказал мне отец, но шериф Эмори остановил его:

— Том, мне бы хотелось, чтобы Кори тоже слышал, потому что именно благодаря ему все выплыло наружу.

Так я остался сидеть у камина. Шериф Эмори, согнувшись в три погибели, уместил в кресле свое тощее тело Икабода Крейна [7] Икабод Крейн — герой новеллы Вашингтона Ирвинга «Легенда о Сонной Лощине». , и положил шляпу на кофейный столик. Потом некоторое время сидел молча, разглядывая серебряную звезду, украшавшую шляпу. Отец снова уселся в кресло, а мама, в любой ситуации остававшаяся гостеприимной хозяйкой, спросила шерифа, не желает ли он подкрепиться куском яблочного пирога или тортом с корицей, на что тот отрицательно покачал головой. Тогда мама тоже опустилась в кресло, стоявшее на таком же расстоянии от камина, что и кресло отца, только с другой стороны.

— Мне недолго осталось носить звание шерифа, — заговорил наконец Эмори. — Мэр Своуп подыскивает нового человека на эту должность, и как только его выбор будет сделан, я сниму звезду. Думаю, что я сложу полномочия к середине месяца. — Шериф тяжело вздохнул. — До начала декабря я собираюсь уехать вместе с семьей из города.

— Жаль все это слышать, — отозвался отец. — Но еще обидней мне было узнать то, о чем рассказал Кори. Впрочем, у меня нет никаких доказательств, чтобы обличать тебя. Ведь если бы я пришел к тебе с обвинениями, ты бы мог просто все отрицать.

— Должен признать, что, скорее всего, так бы оно и вышло. Но ты поверил своему сыну, потому что если ты не веришь своей плоти и крови, то кому еще можно верить?

Отец нахмурился. Казалось, во рту у него невыносимая горечь, от которой он никак не мог избавиться.

— Бога ради, почему ты так поступил, Джей-Ти? Что заставило тебя взять у Блэйлоков деньги и покрывать этих подонков? Они травят людей самогоном и обманывают в игорном притоне. И ты закрывал на все это глаза! Не говоря уже о заведении мисс Грейс. Я уважаю ее, но, Бог свидетель, было бы лучше, если бы она нашла себе другое занятие. Что еще ты сделал для Большого Дула? Чистил ему обувь?

— Да, — ответил шериф.

— Что «да»?

— Я чистил ему ботинки. Я действительно это делал.

На лице шерифа Эмори появилась вымученная улыбка. Его глаза превратились в пару черных дыр, полных горя и раскаяния. Его улыбка ушла, на лице осталась лишь гримаса боли.

— Я регулярно приезжал за деньгами в дом Большого Дула. Он платил мне каждое первое число месяца. Две сотни долларов в белом конверте с моим именем: «Шерифу Джуниору». Так он звал меня.

Шериф скривился от воспоминаний.

— В тот день, когда я приехал к Блэйлокам, все сыновья Большого Дула были в сборе: Донни, Бодин и Уэйд. Большое Дуло чистил ружье. Он сидел в массивном кресле, казалось, заполняя собой всю комнату. Взглядом он мог сбить человека с ног. Я взял конверт с деньгами, и вот тогда он наклонился, снял свои ботинки, все в свежей грязи, поставил их на стол и сказал «Шериф Джуниор, вот мои грязные ботинки, у меня что-то нет настроения самому их чистить. Как ты посмотришь на то, чтобы почистить их для меня?» Я открыл рот, чтобы сказать «нет», и тогда он вытащил из нагрудного кармана пятидесятидолларовую бумажку, положил ее внутрь одного из своих больших башмаков и сказал: «Само собой, не бесплатно, шериф».