Шеррилин Кеньон - Грехи ночи (Иас и Дэнджер)

Алексион, согласно его собственному признанию, не взорвется в пыль, но она могла. И, без обид, быть поджаренной не было тем, что она хотела испытать, если это не приведет к тому, что один из ее друзей будет рассказывать непристойные истории про нее.

Но Алексион заверил ее, что никто не причинит ей вреда, он этого не допустит.

Я думаю, что это испытание.

Если она переживет день, то он был искренен. Если нет …, то она будет очень раздражена.

Или мертва.

В то же время, их было только двое в маленьком гостиничном номере. И, честно говоря, Алексион выглядел усталым и разбитым из-за того, что случилось с Киросом. Бедняга был настолько расстроен, что даже не прикоснулся к своему ужину.

«Он придет,» сказала она, стаскивая свои ботинки и носки.

Он посмотрел на нее. «Хотел бы я также верить.»

«Тогда верь Ашерону. Это то, что ты все время говоришь делать мне. Послал бы он тебя сюда, чтобы потерпеть неудачу?»

«Да,» сказал он, его голос был уставшим и все же необыкновенно решительным.

Его ответ удивил ее. «Нет, он не сделал бы этого. Это было бы жестоко.»

«Да,» настаивал он. «Послал бы. Как говорит Ашерон, иногда ты должен потерпеть неудачу, чтобы преуспеть. Хотим ли мы этого или нет, во вселенной есть порядок. Трудно понять и еще труднее поверить, но это так, и наши решения принадлежат нам. Неудача — часть жизни, и никто не может преуспеть всякий раз, когда что-то пробует.»

Это вывело ее из себя. «Ну, это отстой.»

Он кивнул в знак согласия. «Но неудача — цена свободы выбора.»

«Может быть, тогда нам было бы лучше без нее.»

Он усмехнулся. «Это то, о чем думает Ашерон большую часть времени. Он действительно ненавидит свободу выбора, но он никогда не вмешается в это.»

«Как, он мог бы?»

Алексион снова притих.

Она чувствовала его беспокойство и все же он сидел совершенно спокойно. Она ела дважды в течение ночи. Он не ел. Он только сказал, что он не голоден. Но, учитывая тот факт, что он действительно не мог ощущать вкус еды, она могла понять его.

«Ты собираешься спать?»

Он глубоко вздохнул прежде, чем ответил. «Я лягу позже.»

«Алексион…»

«Я в порядке, Дэйнджер. Правда.»

Нет, не в порядке. Она не нуждалась в сфоре, чтобы увидеть это.

Сочувствуя ему, она подошла и стала возле стула на котором он сидел. «Тебе действительно нехорошо.»

Он посмотрел на нее. Его зеленые глаза преследовали своей красотой и болью. «Да, нехорошо.»

Его признание застало ее врасплох.

«Ты знаешь,» — сказал он спокойно, — «я тот, кто следит за электронной почтой Ашерона. Я нахожусь в Катотеросе, когда его мобильный начинает разрываться от желающих поговорить с ним, днем и ночью. Иногда, это доводит его до безумия. Но я завидую его хаусу. Человеческое общение. Я думаю, почему он никогда не жалуется мне на все это вслух. Он знает, что я убил бы за это.»

Ее сердце болело за него и за грусть, которую она увидела в глубине этих светящихся зеленых глаз.

«Моя жизнь так бесконечна,» сказал он голосом, который нес в себе всю тяжесть его страдания. «Единственные, с кем я контактирую, кроме Ашерона и Сими — это другие Тени. Те, кто прокляты, кричат во мне, чтобы помог им, потому что они знают, что я одно из немногих существ, которое может услышать их. Те, кто живет на Острове Падесъёз, не заинтересованы в том, чтобы дружить со мной. Они сторонятся меня каждый раз, когда я прохожу рядом с ними.»

«На каком острове?»

Он вздохнул. «Это — область в Катотеросе, где Ашерон предоставляет Теням точную копию рая. Их существование, как и мое, ограничено, но они не страдают. Не так, как другие. Хотя, я думаю, осознание того, что они никогда не смогут снова быть людьми, достаточное наказание. Я думаю, именно поэтому они так ненавидят меня. У меня, по крайней мере, есть некоторое подобие материальной формы. У них нет и никогда не будет снова.»

«Почему Эш не дает ее им?»

«По той же причине, почему он не посылает меня на землю, кроме тех случаев, когда вынужден. Это жестоко, быть почти человеком и знать, что ты не он. Что ты никогда не будешь им снова. Это только усугубляет страдания.»

Боль, которую он перенес, разрывала ее. Он выглядел потерянным, одиноким. Она понимала оба чувства. Она много раз испытывала их за прошедшие двести лет. Она могла только представить, насколько это было бы хуже, испытывать это более девяти тысяч лет.

Она положила свою руку на его небритую щеку. Щетина дразнила ее ладонь, вызывая дрожь по ее руке.

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, словно наслаждаясь ароматом ее кожи. Чувством ее прикосновения.