Игорь Колосов - Лилипут

Дэнни давно перестал думать о двери в комнату брата. Сам Джонни жил своей жизнью, и его редкие подзатыльники были ничто в сравнении с тем, что мог сделать Гризли Ллойд. Несколько раз на мальчика ни с того ни с сего обрушивала потоки ругани мать. А двадцать седьмого сентября, в субботу, случилось нечто еще похуже.

Мать испекла отменный вишневый пирог. Дэнни с удовольствием съел свою часть, а остальное мать приказала не трогать. Отец был на работе, Джонни где-то пропадал с самого утра. Пирог нужно было оставить и для них тоже. Дэнни, разумеется, был не против, и матери пообещал к пирогу не прикасаться. Тем более что ему уже больше и не хотелось.

Дэнни поднялся в свою комнату и улегся на кровать. После сытного ленча у него не был ни сил, ни желания что-либо делать. Минут через пятнадцать мальчик задремал, но очень скоро его разбудила влетевшая в комнату, словно ураган, разъяренная мать. Со сна Дэнни не мог сообразить, в чем дело. Вроде бы не было никакого повода для скандала. Но, судя по всему, мать считала иначе. Она схватила Дэнни за ухо и потянула за собой из комнаты. Чтобы ухо просто-напросто не оторвалось, мальчику пришлось чуть ли не бегом следовать за матерью. Он уже не задавался вопросом, за что мать накинулась на него. Главной заботой было спасти ухо. И это не казалось ему преувеличением — мать выглядела просто обезумевшей. Она, ни на миг не отпуская ухо Дэнни, протащила его по лестнице и втолкнула в кухню. Дыша на него мятным драже и тыча указательным пальцем левой руки в стол, она закричала:

— Посмотри сюда, тварь! Посмотри! Что это такое?

— Ма! Я ничего не делал! — запричитал Дэнни. Боль жидким металлом растекалась по левой стороне головы, он двумя руками держался за побагровевшее ухо.

— Замолчи, тварь! Ты ничего не делал? Значит, ты ничего не делал? — Она брызгала ему в лицо слюной. — А это что такое? Только час назад я просила тебя, час назад, паршивая свинья!

И тут Дэнни увидел, что мать, оказывается, тычет пальцем в большое блюдо, где… лежал (прежде) пирог. Вкусный вишневый пирог. Сейчас там остались одни крошки. Пирога не было!

— Я просила оставить отцу и Джонни, но ты все сожрал, негодная тварь. Все! Ты обещал мне…

— Ма! Я не знаю, куда он…

— Заткнись и не думай врать! Ты был дома. Я случайно зашла на кухню. И ты еще говоришь, что ни при чем?

— Ма, я не трогал пирог, честно.

Мальчик заревел, но на Энн Шилдс это не произвело никакого впечатления, и она залепила сыну подзатыльник, в полной уверенности, что этот маленький мерзавец врет.

— Все готов сожрать, и плевать ему на брата и отца. Ты же обещал мне!

— Ма, я спал. Я ничего не знаю, ма. Не бей меня больше, пожалуйста!

Он закрыл лицо руками. Это немного отрезвило Энн. Она перестала кричать.

— Зачем ты это сделал, Дэнни? Ты ведь мне обещал!

Дэнни не допускал и мысли, что мама пирог съела сама или выбросила, чтобы устроить ему взбучку, но, с другой стороны, он также был уверен, что не дотрагивался до пирога. Куда же он делся? Ни брат, ни отец не появлялись, хотя отцу уже пора было возвратиться домой. Сам Дэнни лежал в своей комнате, он ни на миг не усомнился в том, что не мог бродить, как лунатик, и при этом сделать что-нибудь среди бела дня незаметно для себя самого и для матери. Но даже будь и иначе (если бы он взял пирог), разве смог бы он его съесть? Нет, он все-таки здесь ни при чем. Но, с другой стороны, как бы мать плохо к нему ни относилась, не могла же она опуститься до такого! Тем более какой смысл? Чтобы поорать на него, потаскать за уши? Ведь она хотела, чтобы Джонни и папа отведали плод ее трудов. Тупик, и выхода не видно. Пожалуй, будь Дэнни старше лет на десять — пятнадцать, он довел бы себя до помешательства, размышляя над фактом исчезновения пирога, ведь совершенно все говорило о том, что подобное невозможно. Но теперь он больше боялся гнева матери, надеясь, что виной всему какое-то недоразумение. В глазах ребенка случай с пирогом и происшествие с дверью в комнату брата пока еще не были событиями из одного ряда. А Энн Шилдс была совершенно уверена в вине младшего сына.

— Ты бессовестный, Дэнни! Я понимаю, тебе очень хотелось, но ведь можно было попросить меня!

— Ма, я не ел пирог, честно, не ел.

— И ты еще отпираешься! Ведь все и так ясно. Имей же мужество признаться в своем проступке.

— Ма, я не брал его, я спал у себя в комнате, — тщетно пытался оправдаться мальчик.

— Куда же он делся, Дэнни? — Мать даже улыбнулась, но глаза по-прежнему пылали гневом.