Дэнни продолжал стоять, желание взяться за ручку исчезло, однако развернуться и уйти — на это тоже необходимо было мужество. Внезапно раздавшийся телефонный звонок пронзил мальчика страхом, словно электрический ток. Один телефонный аппарат находился в гостиной, другой — в кухне, но Дэнни показалось, будто кто-то выстрелил из револьвера у него над ухом. Зацепившись одной ногой за другую, он едва не упал, вовремя упершись руками в стену. Потом помчался по лестнице вниз. Он был доволен, что появился повод убраться от злополучной двери. Без телефонного звонка это было бы нелегко сделать, как если бы его приклеили к ней с помощью клейкой ленты. Звонил Сид Абинери.
— Привет, Гроза Новой Армии! — выпалил он. Сид несколько раз уже называл его этим прозвищем, и, хотя Дэнни всякий раз просил друга заткнуться, в глубине души оно ему нравилось, несмотря на излишнюю пышность. — Ты придешь ко мне? — спросил Сид.
— Да. Могу сейчас.
— Валяй! Жду. — И Абинери положил трубку.
Дэнни вновь ощутил невыносимое давление одиночества. И вспомнил про дверь. Почему же все-таки происходит то, что происходит? Вопреки всему! «Может, рассказать Сиду? — подумал он. — Ага, и наверняка потерять единственного друга!» Во всяком случае, имелся такой шанс. И пусть он был невелик, Дэнни предпочтет молчать. Сегодня, по крайней мере.
Он быстро вышел из дому и направился к Силу. Лучше молчать. Но там, у друга, в какой-то момент Дэнни захотелось рассказать Сиду о странностях с дверью. Они сидели у Сида в комнате. Комната эта находилась на первом этаже, между кухней и спальней родителей. Когда-то, по словам Сида, он жил на втором этаже, но вот уже два года, как перебрался на первый: какой смысл бегать наверх, если можно не бегать? Дэнни отметил про себя, что в этом есть своя логика. К тому же Сил (то ли в шутку, то ли всерьез) пояснил, что так он меньше встречается в доме со своей сестрой. Улыбнувшись, он добавил, что Миранда тоже довольна этим. Сид предложил Дэнни бутербродов, и они наелись до отвала. Поболтали о школе, потом Сид сказал, что сестра уже приходила, но, наверное, ускакала к своему женишку. Это «наверное» вернуло Дэнни к мрачным размышлениям. Он уже плохо соображал, о чем это болтает Сид. Скорее всего, он тоже не заходит в комнату старшей сестры, опасаясь скандала.
Почему же не открывается дверь? Этот вопрос сверлил ему мозг. Мальчик словно раздваивался. Он понимал, что этого не может быть, но знал, что именно это и произошло. Он заметил и еще кое-что, тоже довольно непонятное. Когда мать избила его на кухне, он думал, что не сможет двигаться после этого, не причиняя себе боль, пусть не сильную, но все же…. Однако прошло лишь несколько часов, а он чувствует себя так, словно его никто и пальцем не тронул. Уж не приснилось ли ему это? Нет, он знал, что это не сон. Просто мать, как видно, била его не так сильно, как ему показалось. Все-таки она не профессиональный боксер, а он не младенец, ему уже девять лет и два месяца. Он ясно помнил, что после того, как ушел с кухни, одна щека горела огнем, а на спине болело в двух местах. Значит, на нем быстро заживает. И…
— …будет подольше, — сказал Сид. — Ты бы хотел?
— Что? Что ты сказал?
— Ты что, спишь? Я говорю: пусть такая жара стоит подольше. Как будто лето не кончилось.
— Да, да. Я тоже хотел бы, — заверил друга Дэнни, с трудом соображая, чего бы ему хотелось на самом деле. Одно было ясно — он постарается (должен, по крайней мере, постараться) не забивать голову разной ненужной дрянью. Черт с ней, с этой дверью! Но это оказалось не так легко.
Вечером, когда вся семья ужинала, а папа поглощал еду так, словно с минуты на минуту кто-то придет и отберет ее у него, Дэнни вновь задумался, почему мать ведет себя так, будто ничего не произошло. Вернувшись от Сида, он сразу же столкнулся с матерью, обычным, будничным голосом предложившей ему обедать. Она спросила его о школе, о новых одноклассниках. При этом она, хоть и не была очень ласковой, все же не вела себя с ним так сухо, как это бывало прежде, когда он делал что-нибудь не так. За ужином мать говорила все те слова, которые и полагается говорить женщине, сидящей за столом с мужем и двумя несовершеннолетними детьми. К нему она обращалась так, словно днем не было разбитой бутылки молока, не было ее гнева и ударов по спине, и Дэнни не знал, что все это значит. Может, мама немного жалеет о происшедшем, даже раскаивается, что, не сдержавшись, слишком сильно наказала его? Сама она ни за что не признает себя виноватой, как это не раз бывало в ссорах с отцом. Наверное, поэтому она молчит о случившемся, хотя обычно не упускает случая, чтобы отчитать его при всей семье. Хотя вряд ли. Просто она решила, что с него достаточно, и все это в прошлом. Идя спать, Дэнни прошел мимо комнаты Джонни, даже не взглянув на дверь, словно, посмотрев на нее, он бы окаменел на веки вечные.
Читать дальше