Сергей Пономаренко - Миссия Девы

— Вот чертова татарка! — только и сказал Василий, зажимая рану рукой, из-под которой сочилась кровь. — Если бы не ты, то порубала бы она меня, как капусту.

— Она не татарка — она жрица племени тавров. У меня случайно оказалась золотая маска богини Девы из их храма, когда я скрывалась от турок и татар. Она разыскивала меня, чтобы вернуть маску в храм.

— Может, следовало бы ей маску отдать? Хотя жаль — столько золота! — засомневался Василий, который, как и большинство христиан на Руси, признавал многие языческие обычаи. Посмотрев на тело убитой девушки, он заметил: — Впрочем, ей теперь уже все равно.

— Дело не в золоте, из которого сделана маска, — возразила Беата. — Она бы меня все равно не оставила живой. А маска Девы… — Она замолкла и, решившись, сказала: — Она живая! Ее невозможно любить, но невозможно с ней расстаться. В ней скрыта страшная сила, которую ощущаешь, когда ее надеваешь, и от этого становится жутко, словно превращаешься в ее раба. Я чувствую, что мне удалось пережить многие опасности только из-за того, что она всегда была со мной. Благодаря ей ты решил меня спасти, хотя на корабле не обращал на меня особого внимания, благодаря ей словно ослепли воины князя Иоанна, когда мы бежали из Новгорода, — ведь только нам удалось тогда бежать? Благодаря ей мы проделали весь тяжкий путь, подвергаясь смертельной опасности, и остались целы. Если бы Мара не разыскала меня, мы бы с тобой не встретились здесь, а я в караване невольников следовала бы в Кафу. Но Мара нашла меня среди тысяч невольников и этим помогла нам, и все это лишь благодаря маске. Вот посмотри, какая она красивая.

Беата достала из-под одежды золотую маску, которую все это время прятала на себе, и почему-то никому в голову не пришло ее обыскать, словно маска оберегала ее от чужих прикосновений. Она надела маску, и на Василия уставилось золотое чудовище в виде отвратительной бабы с неестественно большими грудями и конечностями-щупальцами. Он посмотрел на свою жену с некоторым страхом, не узнавая ее. «Вот разговорилась обычная молчунья! Нужно избавиться от этого языческого лика — к добру эта маска не приведет». Василий вспомнил, что в детстве видел, как сварили в чане со смолой колдуна, который насылал на людей мор, проклинал их. А женщин-ведьм, обвиненных в колдовстве, топили. Помнил, как одна молодуха плавала в проруби, в ледяной воде, никак не тонула. Убедившись в ее колдовской силе, вытащили молодуху и сожгли… Да и сейчас время неспокойное — вот из Новгорода пришли известия, что там сожгли в клетке на костре духовенство, обвиненное в ереси жидовствующей [20] Это течение среди духовенства отрицало иконопочитание, полагая это занятием не лучшим, чем поклонение идолам. Они считали воплощенной несправедливостью церковное землевладение вообще, выступали за то, чтобы монахи не только молились, но и работали. Отрицали грядущий конец света в 7000 (1492) году. , в увлечении магией и алхимией. А если кто услышит разговоры, которые ведет Прасковья, то ей несдобровать.

Во дворе заржали кони, чувствуя приближение огня, который постепенно надвигался с Подола и уже достиг начала Боричева узвоза. Возвращаться тем путем, каким явились сюда Мара и Беата, было опасно, решили уходить через урочище Гончары, наименее заселенное и пока не тронутое огнем. С сожалением отпустили коней, дав им свободу — авось избегут огненной ловушки, а сами стали карабкаться по крутым склонам Замковой горы, перебираясь в небольшое поселение гончаров, где пожара все еще не было.

Вышли к замерзшему Днепру и там-то решили переночевать, не рискнули переходить его ночью, так как на середине из-за быстрого течения попадались промоины-ловушки, поджидавшие неосторожного путника. Василий наломал сучьев и разжег костер.

— Мне это напоминает нашу первую ночевку после бегства из Новгорода, — произнес Василий, пытаясь справиться с раздражением, переполнявшим его.

«Какие еще сюрпризы из прежней жизни может преподнести мне женушка-молчунья?» — думал он. Полученная рана давала о себе знать, пекла огнем, и это не улучшало настроения.

Беата молча покачала головой и показала в сторону города, на ночное небо, освещенное пожаром. Затем подбросила новую порцию еловых веток, и пламя взметнулось вверх, шишки затрещали в костре. Василий недовольно поморщился.

— Ты помногу не бросай — дров не хватит до утра. Я, наверное, не засну, буду поддерживать огонь — рана не дает спокойствия.