Саймон Кларк: Ночь триффидов

Комнату я знал плохо и весьма слабо представлял себе, где находятся двери. В этот коттедж судьба привела меня случайно. Мне поручили совершить короткий прыжок на летающей лодке — четыре мили над сверкающим морем — из Шанклина в Лаймингтон, где я должен был забрать партию фуражиров. Шанклин, как известно, находится на острове Уайт, а Лаймингтон лежит уже на Британских островах.

Я летел в одиночестве на одномоторном самолете, после всех этих лет короткие перелеты с острова на большую землю стали для меня столь же рутинными, как поездка на местном автобусе. Небо было ясное, гладкое, как зеркало, море отражало его голубизну, и я испытывал подъем духа, радуясь спокойному полету в столь прекрасный день.

Но судьба, как известно, постоянно выжидает момента, чтобы подставить ножку, добиваясь порой комического, а порой и трагического результата.

В тот самый момент, когда я оставил позади побережье острова Уайт, здоровенная чайка, решив променять свою земную жизнь на птичий рай, врезалась в единственный мотор моей летающей лодки. Деревянный пропеллер, естественно, разлетелся в щепки, а как вам, наверное, известно, летающая лодка без пропеллера держится в воздухе немногим лучше обычного кирпича.

По счастью, мне удалось развернуть нос лодки в обратную сторону, и под свист ветра в растяжках я начал планировать к земле.

Приземление вряд ли можно было назвать элегантным, но оно оказалось вполне приличным, поскольку машина не развалилась, плюхнувшись в воду в нескольких ярдах от берега.

Во всем остальном это происшествие было полностью лишено драматизма. Рыбачий баркас отбуксировал меня к молу, и я, ошвартовав покалеченный самолет, прошел в небольшую прибрежную деревушку Байтуотер. Оттуда по радио я отрапортовал начальству, что был сбит заблудшей чайкой.

После неизбежной порции смеха и шуток в мой адрес я получил приказ подыскать себе помещение на ночь и ждать утром прибытия механика с новым пропеллером.

Затем мне пришлось потратить целый час на то, чтобы, извозившись до ушей, выскрести из мотора останки бедной птички.

Мне следовало бы сохранить хотя бы перышко, чтобы использовать его в качестве охраняющего от бед амулета. Чайка тогда спасла мне жизнь.

Если бы птица не пожертвовала собой, вы наверняка не читали бы этих строк. Но в то время я этого не знал.

Я восседал на краю кровати, а мои дедуктивные способности не желали проявлять никаких признаков улучшения. Глаза утверждали, что глухая ночь еще не кончилась; слух столь же упорно заявлял, что солнце уже давно взошло.

До меня доносился шум работы. За окном раздавались шаги. Словом — обычные утренние звуки.

Затем где-то вдалеке послышались невнятные выкрики. Казалось, супруги выясняют отношения на повышенных тонах. Я даже ждал, что финалом семейной драмы станет звук хлопнувшей двери.

Но голоса резко оборвались.

Столь же внезапно затих и стук палочки слепца.

Еще несколько секунд — и размеренное цоканье копыт идущей шагом лошади превратилось в дробный стук. Лошадь перешла на рысь. Вскоре и этот звук затих.

Тьма не желала исчезать…

Ну это уж явный перебор!

Я летчик, человек с железными нервами, но темнота начала подтачивать даже мою нервную систему. Подтачивать больше, чем я мог себе признаться.

— Мистер Хартлоу… Мистер Хартлоу! — позвал я хозяина дома и замолчал, выжидая, когда откроется дверь и послышится ласковый голос мистера Хартлоу: «Я здесь, Дэвид. К чему весь этот шум?»

Однако мистер Хартлоу, который после тридцати лет слепоты ориентировался в своем доме, как юноша со стопроцентным зрением, так и не появился.

— Мистер Хартлоу…

Ненасытная темнота поглотила мой голос.

У меня возникла страшная догадка: это начали возвращаться детские страхи, от которых я сумел избавиться, лишь значительно повзрослев.

Страх темноты. Той темноты, когда любая тень на стене может стать ужасным безымянным чудовищем, которое только и ждет момента, чтобы вцепиться когтями в горло… когда скрип половой доски шепчет о том, что за дверью притаился безумец с окровавленным топором…

И тогда я понял, что страхи не уходят без следа, они всего лишь впадают в спячку. Как только возникают благоприятные условия, они снова являются как призраки из глубин мозга…

Я ничего не вижу, я только слышу людей, двигающихся средь бела дня, потому…

Когда еще не до конца оформившееся слово зародилось в сознании, меня пробрала дрожь. Я ничего не вижу по очень простой причине — я ослеп.