Мария Барышева - Говорящие с...-2 Последствия больших разговоров

- Ты трогал этот нож?

- Ну...

- Значит, нет, - с явным облегчением констатировал Ейщаров. - И не трогай! Даже близко к нему не подходи! Выметайся оттуда и гони в офис! Позвони, когда приедешь.

- Что случилось?

Ейщаров в двух словах объяснил ситуацию и отключился. Михаил, побелев, опустился на табурет, продолжая прижимать замолчавший телефон к уху. Альбина испуганно спросила:

- Что такое? Вам плохо?!

Михаил издал нечленораздельный звук и опустил руку. Потом, не глядя на хозяйку, поднялся медленно, по частям, словно страдающий остеохондрозом старичок, слепо сделал несколько шагов и чуть не въехал лицом в косяк.

- Что с вами?! - вовсе уж всполошилась Альбина. Теперь в ее голосе был уже иной испуг, словно она не могла решить - помочь ли Михаилу или убежать подальше. Старший Оружейник мотнул головой и посмотрел на нож. Он по-прежнему ничего не ощущал. Признак ли это? Он мог и не иметь никакого отношения к тем взбесившимся вещам. Вину любой вещи нужно доказать - разве нет? А кто, кроме него, это сделает? Другой Говорящий, который вообще ничего не услышит и будет лишь приманкой? Не пойдет. Серега? Ножи - его специализация, но он заразился всего шесть месяцев назад - желторотик, по сравнению с Михаилом - что он сможет?! Он должен сам узнать.

Он хочет сам узнать.

Нож, который он не может ощутить - это же уму непостижимо! Никогда такого не было! Как можно повернуться к нему спиной и просто уйти?

- А с ножом, значит, раньше такого не было? - пробормотал Михаил и медленно двинулся обратно к столу. Альбина, недоуменно приподняв брови, ответила красноречивым молчанием. - А ощущений при этом никаких странных не было?

- Ощущений?

- Может, людей каких-нибудь странных видела поблизости? К тебе заходил кто-нибудь странный? - Михаил почесал затылок - большинство Говорящих абсолютно не выглядели странными. Альбина же теперь смотрела так, что не оставалось сомнений - первым, кого она зачислила бы в категорию "странных", был сам Михаил.

- А напомните-ка, зачем вы пришли?

- Трубы проверять, - Михаил кружил вокруг ножа, словно тот был дремлющей коброй. - Отопительный сезон на носу, вот так...

Нож по-прежнему не ощущался ножом, как не ощущается настоящим яблоком искусно сделанный муляж. И от него не исходило ничего опасного. Михаил осторожно протянул руку, пошевелил пальцами возле рукоятки и отдернул руку. Ничего.

- Ладненько, сейчас я его вытащу, - медицинским тоном возвестил старший Оружейник. - Приготовься.

- К чему? - пискнула Альбина почти в панике. Михаил откровенно пожал плечами, решительно схватился за рукоять ножа и дернул изо всех сил.

Позже он попытался выстроить все события в хронологическом порядке, поскольку порядок у них, все-таки, был, но тогда все для старшего Оружейника произошло практически одновременно.

Нож выскочил из тела столешницы с такой легкостью, будто дерево превратилось в тающее масло, и Михаила по инерции рвануло назад, отчего он споткнулся и, потеряв равновесие, влетел в стену - прямехонько в ажурную полочку, уставленную баночками со специями. Уже в самом конце движения он попытался развернуться и именно по этой причине встретился с полочкой не затылком, а левой частью лица. Часть баночек посыпалась на пол, несколько открылись, извергнув на Михаила свое разноцветное содержимое и произведя мощную атаку на его обоняние. Он оглушительно чихнул и только потом почувствовал жуткую боль в правой руке, которая все еще сжимала нож. Где-то рядом визжала Альбина - пронзительный и очень раздражающий звук.

Михаил попытался разжать пальцы и бросить нож - оглушенный, частично ослепший и утопающий в слезах - часть специй оказалась каким-то видом перца - еще не видя свою руку, он уже был уверен, что все дело в ноже. Но пальцы не поддались, словно сведенные судорогой - у него получилось лишь едва-едва шевельнуть ими, и от этого движения боль, почему-то, возросла вдвое. Взвыв, старший Оружейник кое-как утер лицо и скосил глаза на свою правую руку. Из пальцев и тыльной стороны ладони, в которых покоилась рукоять ножа, торчали, пробив их насквозь, мокрые от крови, длинные металлические шипы, словно Михаил сжал в кулаке какого-то жуткого ежа. Сам же клинок, издавая легкий металлический звон, быстро расщеплялся - словно расцветал некий нелепый плоский бутон, в котором каждым лепестком было лезвие.

Михаил еще раз попытался распрямить пальцы - и отчасти ему это удалось. Он встряхнул рукой и был наказан за этой новой вспышкой боли. Ухватиться за нож свободной рукой не представлялось возможным - шипы распределились по всей рукоятке, лепестки-лезвия, изгибаясь, точно живые, начали заворачиваться в обратную сторону, стараясь дотянуться до его запястья. Тогда он наклонился и, положив ладонь ребром на пол, кое-как прижал рукоятку каблуком. В тот же момент расщепляться начали и концы шипов, но Михаил, закусив губу, уже рванул, и шипы с тихим чавканьем неохотно поддались. Не удержавшись, он все же заорал, прижимая к груди руку, из которой хлестала кровь, и глядя на шипы, которые уже тоже расцвели множеством крохотных лезвий. Секунда промедления - и он смог бы выдрать эти шипы только с громадными кусками собственного мяса и жил, выламывая кости пальцев.