Мария Барышева - Говорящие с...-2 Последствия больших разговоров

- Слишком много металла, - пробормотала тетя Тоня. - Это плохо для камня.

- Эксклюзивность этой ювелирной работы в ее неповторимом уродстве, - заметила Лиманская и наклонилась ближе к розово-оранжевому мерцанию. - Странно. Тетя Тоня, ты тоже это чувствуешь?

- Что такое? - встревожилось сопровождение, придвигаясь ближе.

- Мы их не узнаем, - пояснила тетя Тоня, чье лицо становилось все более и более сумрачным.

- Мы уже убедились, что раньше вы их не встречали, - помахал зеркальцем инфекционист.

- Нет, мы не узнаем в них сапфиры. Мы не знали бы, что это сапфиры, если б хозяйка не сказала, - Ольга повела головой из стороны в сторону, точно принюхиваясь к камням. - Но мы всегда знаем, какой камень перед нами. А это... словно это вообще не камни. Вот почему ты, тетя, решила, что футляр пустой.

- Подождите, а что же это тогда?

- Нет, ну это, конечно камни, - растерянно закивала старшая Ювелирша. - Первого класса, настоящие, дорогие, без видимых дефектов. Но... Я не знаю, как выразить то, что я ощущаю.

- Значит, нужно с ними познакомиться поближе, - Ольга протянула руку и вынула кольцо из бархатного гнездышка. Тетя Тоня пожала плечами и взяла одну из серег.

- Я еще никогда не встречала ничего подобного, - она подняла серьгу на уровень глаз, глядя сквозь камень на солнечный свет. Ольга повернула кольцо, держа его большим и указательным пальцами, и тут камни вдруг окутались густым сияющим ореолом всех оттенков розового и оранжевого. Во всяком случае, так показалось стоявшим рядом неГоворящим. Ореол выглядел пугающе красиво - мириады тончайших лучиков живого света, хаотично мельтешащих вокруг кристальных граней. Лучики удлинялись на глазах, росли, изгибались - это уже были не лучики, это было что-то осознанное, самостоятельное, и в стремительных хищных движениях был голод.

Ольга успела взвизгнуть и выронить кольцо, но прозрачные розово-оранжевые сапфировые щупальца уже оплели ее указательный палец, и кольцо закачалось в воздухе, а щупальца молниеносно устремились дальше, по тыльной стороне ладони, по запястью, по руке, ныряя под кожу и протягивая по ней узкие потоки крови. Старшей Ювелирше они вцепились в щеку и в ухо, серьга выскользнула из ее пальцев и как живая поползла по щеке вверх, к мочке уха.

Главный проктолог, уже в прыжке сказав: "О, господи!" - схватил серьгу и рванул на себя, вызвав этим у тети Тони истошный болезненный вопль. Его коллега подскочил к младшей Ювелирше, пытаясь поймать ее за неистово пляшущую в воздухе исходящую кровью руку. Сапфировые отростки сокращались, таща кольцо за собой, как паук тащит плетенный шар с потомством, оно уже добралось до кончика пальца, перевернулось, как-то лениво качнувшись, и скользнуло к основанию пальца - туда, где полагалось находиться всем кольцам. Сапфировые щупальца мельтешили и пульсировали под кожей руки, словно взбесившиеся кровеносные сосуды, просвечивая розово-оранжевым.

- Я не могу это вытащить! - заорал главный проктолог и рванул серьгу еще раз, приложив все имеющиеся силы. Голова старшей Ювелирши дернулась, раздался сырой рвущийся звук, серьга поддалась, и в следующее мгновение тетя Тоня с размаху села на пол, а окровавленная серьга осталась у молодого человека в руке, оплетенная затухающе вьющимися отростками, стремительно втягивающимися обратно в гладкие грани камня. Именно в этот момент на пороге комнаты и возникла Ирина Романовна. В ужасе уставилась на происходящее и прижала ладонь ко рту.

- Господи, а я-то, дура, не поверила.

Лицо прибывшего с ней охранника красноречиво отразило ее слова, и, как и хозяйка, заходить в комнату он не пожелал.

Ольга, наконец-то схваченная за руку, вдруг с неожиданной силой толкнула инфекциониста так, что он порхнул по воздуху в другой конец комнаты, по пути опрокинув кресло, а сама, заметавшись по комнате в дикой агонистической пляске, с разбегу врезалась в шкаф со статуэтками, отскочила, снова кинулась на шкаф и вместе с ним рухнула на пол. Главный проктолог, отшвырнув в угол серьгу, которая снова была всего лишь серьгой, подскочил к младшей Ювелирше, лежавшей неподвижно, и попытался стащить кольцо с ее пальца, но кольцо держалось намертво, крепко прижатое к кости бесчисленными щупальцами, которые замедлили свое продвижение, но все же неумолимо продолжали ползти, и жуткая розово-оранжевая пульсация добралась уже до локтя. Кожа лопнула во многих местах, в разрывах виднелись сырые, скользкие сплетения мышц. Он безуспешно рванул кольцо еще несколько раз, потом коротко глянул на изуродованную руку, на лицо Лиманской, кожа на котором словно истончалась и становилась прозрачной, и выхватил широкий нож. Увидев это, охранник, вспомнив о своих обязанностях, подался вперед, а тетя Тоня, сидевшая возле дивана и зажимавшая ладонью окровавленную щеку, в ужасе закричала: