Сьюзен Хилл - Женщина в черном

Должен признать, что и мистер Дейли, и хозяин гостиницы производили впечатление мужчин крепких и здравомыслящих, но даже они замолчали и посмотрели на меня странным, пристальным взглядом, когда я произнес имя миссис Драблоу. Тем не менее у меня не оставалось сомнения, что нечто важное так и не было сказано.

Однако тем вечером мой желудок был наполнен вкусной едой и прекрасным вином, а уютно потрескивающие дрова в камине и покрывало, заманчиво откинутое на удобной, мягкой постели, вызывали теплое чувство дремоты. Все случившееся показалось мне просто забавным и добавило некоторой остроты моему путешествию. В скором времени я забылся спокойным сном. И до сих пор помню, как проваливался в бездну, в радушные объятия сна, а что-то теплое и мягкое окружало меня, и я чувствовал себя счастливым и защищенным, как маленький ребенок в своей детской кроватке. Помню, как утром я открыл глаза и увидел луч холодного, зимнего солнца, играющего на сводчатом белом потолке, и во всем моем теле и в душе возникло радостное чувство легкости и обновления. Возможно, я так ярко запомнил эти ощущения, поскольку они стали контрастом случившемуся после. Если бы я знал, что в последний раз спал так крепко и на смену этой спокойной ночи придут другие — страшные, мучительные и изнуряющие, то, вероятно, не стал бы выскакивать из кровати с таким горячим желанием поскорее позавтракать и шагнуть навстречу новому дню.

В самом деле, даже теперь, на склоне лет, когда я тихо и счастливо живу в поместье Монкс вместе с моей дорогой женой Эсми — с женщиной, о которой может мечтать любой мужчина, — и каждую ночь благодарю Бога, что все закончилось, осталось в прошлом и уже не вернется, я все же не верю, будто смогу когда-нибудь спать так же безмятежно, как на том постоялом дворе в Кризин-Гиффорде. Я понимаю, тогда моя душа была еще чиста и чистота эта навеки утрачена.

Когда я отдернул цветастую штору, комнату наполнил яркий солнечный свет, и он совсем не был похож на неуловимого посетителя, который является рано утром, а потом бесследно исчезает. Как и предсказал мистер Дейли, погода действительно изменилась, и она разительным образом отличалась и от лондонского тумана, и от ветра с дождем, которые сопровождали меня весь прошлый вечер во время поездки.

Хотя на дворе стояло начало ноября и я находился в той части Англии, где погода всегда отличалась суровостью, когда я вышел из гостиницы «Гиффорд армс» после необычайно вкусного и отменно приготовленного завтрака, я обнаружил, что воздух свеж, бодрящ и чист, а небо — лазорево-голубое. Почти все дома в этом маленьком городе представляли собой невысокие простые строения из камня с крышами, покрытыми серым шифером. Они стояли, плотно прижавшись и глядя друг на друга своими окнами. Я немного побродил по городу, изучая его: многочисленные прямые и узкие улочки расходились во все стороны от небольшой рыночной площади, где располагалась гостиница. Теперь вся площадь была заполнена палатками и загонами для скота, повозками, телегами и прицепами. Подготовка к торговому дню шла полным ходом. Отовсюду доносились крики, люди переговаривались друг с другом, сколачивали временные ограждения, натягивали тенты над палатками, толкали тележки по вымощенной булыжником мостовой. Вокруг царила радостная, деловая суета, мне это было по душе, и я с большим удовольствием прогуливался здесь. Но когда я повернулся спиной к торговой площади и ступил на одну из улочек, все вдруг стихло, и теперь, проходя мимо тихих домов, я слышал лишь стук моих ног о мостовую. Дорога оказалась совершенно плоской ни одного спуска или подъема. Кризин-Гиффорд располагался на равнине, и, дойдя до конца улицы, я вдруг обнаружил, что нахожусь уже за городом, передо мной открылось бескрайнее поле, тянувшееся до бледного неба на горизонте. В тот момент я понял, что имел в виду мистер Дейли, когда говорил, будто город стоит, подставив спину ветру. С того места, где я остановился, были видны лишь задние стороны домов и магазинов, а также основных общественных зданий, возвышавшихся над площадью.

Осеннее солнце оставалось еще теплым, и я заметил на редких деревьях, оказавшихся в поле моего зрения и слегка прогибавшихся под ни на минуту не стихавшим ветром, красновато-коричневые и золотые листья, которые дрожали на концах ветвей. Я тут же представил себе, каким унылым, серым и безликим выглядит это место в промозглую погоду, в дождь и туман; каким разгромленным и опустошенным бывает оно после штормов, налетающих на равнину; и как после снежных бурь оно оказывается полностью отрезанным от окружающего мира. Я снова взглянул на Кризин-Гиффорд на карте. К северу, югу и западу на многие мили простирались пахотные земли. До Хомерби, ближайшего населенного пункта, было около двенадцати миль, тридцать миль отделяло Кризин от крупного города на юге и около семи — от ближайшей деревни. На востоке тянулись болота, за ними — дельта реки и море. Я понимал, что не задержусь здесь больше чем на пару дней, но, направляясь обратно к рынку, я почувствовал себя здесь как дома, это место внушало мне чувство уверенности, солнечные лучи бодрили, а окружавший пейзаж приводил в восхищение.