Дин Кунц - Видение

«Мэри! Спасайся! Беги!»

То же послание было написано в центре листа и на следующей странице.

Под третьим предупреждением располагался ряд вопросов и ответов:

Когда я писала эти предупреждения?

Не знаю.

Что я хотела ими сказать?

Не знаю.

Кого я боюсь?

Не знаю, не знаю, не знаю.

Я схожу с ума?

Может быть.

Куда я качусь?

Куда-то.

Странно.

Это заставило его нервничать.

На другом конце спиритической доски он заметил лежавшие доску для записей и карандаш.

И-з-н-а-ш-е-г-о-п-р-о-ш-л-о-г-о

Из нашего прошлого

К-р-а-с-и-в-ы-й

Красивый

К-р-а-с-и-в-ы-й-в-о-з-д-у-х

Красивый воздух

Он бросил взгляд на спиритическую доску, треугольный указатель, а затем на доску для записей. Он вспомнил, как устраивал спиритические сеансы с матерью, когда был еще мальчиком. Он стал читать строчку за строчкой.

Когда он закончил чтение, то подумал, что внешность Эрики Ларссон очень подходит под то, что предсказала Мэри Берген.

С неохотой он признался себе, что, возможно, ее ясновидение вовсе не было таким уж дерьмовым.

— Холтсман!

Руди Холтсман показался из дальнего угла дома.

— Там никого.

— Макс Берген собирается убить королеву парада.

Моргнув от удивления, Холтсман сказал:

— Что? Дженни Каннинг?

— Похоже, Мэри Берген не осознает, что ее муж и есть тот человек, кого она преследует.

Он взглянул на часы.

— Мы можем приехать слишком поздно.

Он, пробежав через гостиную и прихожую, выскочил на улицу.

Мэри Санзини.

Непроизвольно это имя пришло на ум Мэри.

Мэри Санзини.

Мэри Санзини была одной из медсестер, убитых в Анахейме — внезапно она вспомнила ее имя. Мэри знала его, но никак не могла вспомнить, откуда. Мэри. Мэри Санзини. Это тревожило ее.

Она закрыла глаза, пытаясь увидеть лицо женщины, но оно расплывалось.

Она нажала кнопочку на часах.

7.33.

Никакого сигнала от Лоу.

Не будет ли сегодняшний вечер еще одной бесполезной охотой?

Стоя в абсолютной темноте, Макс подумал, что стоит, как в гробу. Но тут он услышал, как заскрипела на заржавевших петлях дверь в кофейню, и его клаустрофобия сменилась самым элементарным страхом. Он тихо отступил из арочного проема в аркаду, держа пистолет в правой руке.

В сотне футов от него человек с фонариком вышел из коридора, который вел в ресторан и сувенирные лавки. Луч его фонарика был направлен перед ним в пол, а позади этого луча света сам он оставался в темноте.

«Должно быть, он не проходил через стоянку для машин, — подумал Макс. — Лоу не подавал сигнала. Должно быть, он пробрался между двумя зданиями, что подальше к северу от порта, а потом спустился вниз по набережной».

Макс решил выждать, пока их будут разделять только пятнадцать футов, прежде чем приказать убийце остановиться. На расстоянии пятнадцати футов он будет в безопасности, и у него останется свобода для маневра. «А поскольку он будет в пятидесяти футах от коридора, — подумал Макс, — у меня останется достаточно времени, чтобы всадить несколько добрых пуль, если этот мерзавец попытается скрыться из виду».

Теперь семьдесят футов.

Шестьдесят.

Пятьдесят!

Первым заговорил убийца, хриплым голосом, почти шепотом:

— Макс?

Пораженный тем, что его назвали по имени, Макс отступил назад, в темноту, и спросил:

— Кто там?

Мужчина продолжал приближаться, скрываясь за лучиком света.

Сорок футов.

— Кто там? — потребовал ответа Макс.

И вновь громкий шепот:

— Это я. Лоу.

Тридцать футов.

Макс опустил пистолет.

— Лоу, ради Бога, еще только несколькими минутами больше половины восьмого. Мы еще не можем позволить себе успокоиться!

Лоу ответил все еще шепотом:

— Беда!

Двадцать футов.

Вдруг Макс понял, что это был не Лоу Пастернак.

Убийца, подняв фонарик на уровень лица Макса, ослепил его на какой-то момент.

И, хотя какое-то время Макс ничего не видел, он поднял пистолет и нажал на спусковой крючок. Раз. Второй раз. Выстрелы отдавались подобно орудийным залпам в огромном помещении с высокими потолками.

Одновременно с выстрелами, а, может, и на долю секунды опережая их, луч света метнулся вверх, еще вверх, в сторону, направо.

«Я попал в него», — подумал Макс.

Но раньше, чем он успел довести свою мысль до конца, нож вонзился в него, возникнув из темноты и войдя в него словно острозаточенная лопатка, огромная, раздирающая все внутри, так жестоко раздирающая, что он выронил пистолет. Он почувствовал такую боль, какой никогда еще не испытывал. Он понял, что убийца бросил фонарик в сторону, чтобы ввести его в заблуждение, на самом деле он вовсе не был задет выстрелами. Нож был выдернут из него, а затем всажен с еще большей силой, глубоко в живот. Он подумал о Мэри, о своей любви к Мэри, о том, как он подвел Мэри, схватил в темноте убийцу за голову и выдрал у него клок коротких волос, но тут руки его разжались. Он чувствовал боль, отличную от всех других. Он проклинал и того, кто остался караулить в машине, и себя за то, что поддался на этот трюк с фонариком в десяти футах, просто отброшенным в сторону. Нож опять был вытащен из него. Он попытался схватить державшую его руку, но не смог, и лезвие ножа вонзилось в него в третий раз, вызвав невыносимую боль, от которой он пошатнулся и упал на спину. Убийца, навалившись на него, вновь вонзил нож, на этот раз выше, прямо в грудь. Тут он понял, что единственный шанс остаться в живых — это разыграть мертвого. Он понял, что только так можно выжить. Убийца навис над ним. Он слышал его учащенное дыхание, но лежал абсолютно недвижно. Убийца сходил за фонариком, вернулся, постоял над ним, осветив его фонариком, и пнул ногой по ребрам. Ему хотелось закричать, но он не закричал, не пошевельнулся, не позволил себе дышать. Тогда убийца повернулся и направился в сторону арки. Послышались шаги на лестнице, которая вела на башню. Услышав звук этих шагов, он почувствовал себя бесполезным дураком.