Дин Кунц - Видение

— Останови это! — приказала она себе.

Заткнув руками уши, она выбросила этот голос из головы. Когда он исчез, она облегченно вздохнула.

— Со мной все будет в порядке, — мягко, но настойчиво произнесла она. — Все будет в порядке. Никто не умрет. Все будет в порядке. Сегодня это кончится. И завтра будет все замечательно.

Постепенно черты ночи вновь стали давить на нее: ветер, холод, темнота.

Отвлекшись на воспоминания об этих блестящих глазах, она не обратила внимания, какое время показали часы, когда она нажала на кнопочку. Она нажала еще раз.

7.24.

Осталось шесть минут.

Тяжелые эбонитовые облака, лениво фосфоресцирующие по краям, беззвучно плыли на восток. Небо молчало, покрыв землю тяжелым покрывалом, но вдруг оно разорвалось.

Порыв ветра поднял обрывок бумаги, который, закружившись, на несколько секунд залепил ветровое стекло «мерседеса», а затем полетел дальше.

Лоу растянулся в машине, наблюдая, как пурпурно-черные тени бегали по заведению Кимбалла. Чем дольше он наблюдал за ними, тем более реальными они казались ему в полной темноте. Он видел движение там, где его не было. Его темперамент не позволял ему сидеть на месте. У него не хватало терпения.

Он посмотрел на часы.

7.29.

Кто-то сильно три раза ударил по стеклу слева от него, в дюйме от его головы.

Он обернулся.

На него, улыбаясь, глядело знакомое лицо.

Смущенный оттого, что на его лице могло проступить выражение страха и ужаса. Лоу крикнул:

— Привет! Ты напугал меня!

Он поднял запор, открыл дверь и вышел из машины.

— Что ты здесь делаешь?

Слишком поздно он заметил огромный нож.

В большинстве комнат нижнего этажа дома 440 по Оушн-Хилл-Лейн горел свет, но, когда Руди Холтсман позвонил в дверь, никто не открыл.

Патмор толкнул дверь — она была не заперта. Он открыл ее настежь. Порыв ветра ворвался в дом и смел со столика в прихожей лежавшие там еще не вскрытые письма.

Не увидев никого Патмор громко закричал:

— Пастернак?! Ты дома?

Никто не ответил.

— Может, он умер, — сказал Холтсман.

Одетый в гражданскую одежду, Патмор вытащил из кармана пальто серебряный значок полицейского и приколол его на лацкан. Вытащив револьвер из внутреннего кармана и держа его стволом, направленным в потолок, он вошел в дом.

Сзади Холтсман, прочистив горло, произнес:

— У нас нет ордера.

Патмор оглянулся на него и прорычал:

— Руди, ты, кретин, входи!

Абсолютная темнота. Привкус меди. И скрученный прут внутри него.

Язык болел. Он прикусил его. И привкус меди.

Он лежал на животе. На стоянке машин. Рядом с «мерседесом». Руки разбросаны по сторонам. Голова повернута ухом к земле, будто он прислушивался к приближению врага.

Он еле-еле приоткрыл глаза. На уровне лица он увидел пару ботинок. На расстоянии дюйма. Дорогие ботинки фирмы «Гуччи». Они повернулись и пошли прочь. В сторону башни Кимбалла. Через секунду он уже потерял их из виду, но все еще слышал шаги.

Он попытался поднять голову. Не смог. Он попытался вспомнить, сколько ножевых ран в живот он получил. Три или четыре. Могло быть и хуже. Но и это было достаточно отвратительно. Он умирал. У него совсем не осталось сил. А теперь и его слабость покидала его.

— Какой я идиот?! — горько думал он. — Как я мог оказаться таким беззаботным? Чертов дурак.

Я должен был догадаться, кто — убийца. Должен был догадаться в тот момент, когда спиритическая доска дала ответ, что следующей жертвой будет королева парада. Она была одной из его бывших подружек. Он всегда менял подружек через несколько месяцев. Значит, теперь он собрался убить одну из своих подружек. Вероятно, остальных он уже убил. Почему? Неважно, почему. Должен был догадаться".

У него появилось ощущение, что тысячи насекомых ползают по нему, залезая к нему во внутренности.

Он закрыл глаза и подумал: "Я не хочу умирать. Я не хочу!".

И затем: «Ты — дурак! Думаешь, у тебя есть шанс?»

Привкус меди. Абсолютная темнота.

Это не выглядело плохо.

Скорее, даже привлекательно.

Он провалился в приглашающую темноту. Он тонул все глубже и глубже, прочь от боли, прочь от всего.

Заинтригованный, Джон Патмор полистал записную книжку, которая лежала на спиритической доске на столе в гостиной. Ее странички были заполнены аккуратным женским почерком, который, по его предположению, принадлежал Мэри Берген.

Он прочитал, что она записывала там вопросы и ответы, связанные с делом, по которому она к нему приходила. На первом листе записной книжки, однако, через всю страницу, зловеще выделялась надпись: