Елена Блонди: Татуиро (Daemones)

— О камере своей не жалеешь ли? — в лабиринте голос Ларисы звучал глухо, толкался в стены, и возвращался маленьким эхом, показывая — никого, пусто.

— О камере? Ах да… — засмеялся, прижимая руку к порванной рубашке, где под локтем на боку — пустота. Но под рубашкой шевельнулась Ноа. И Витька сказал:

— Нет. Не жалею. Я только иду, начинаю только.

Подумал о Ладе. Хотел сказать «мне бы найти ее», но остановился внутри, продолжая идти за Ларисой. И пожелал по-другому, тихо, боясь смотреть в будущее, но — Новый год ведь!

— Пусть у Лады, пусть все хорошо у нее сложится.

— С-сложится, — прошелестела у сердца змея, — у вас вс-се сложится.

«Привет, дева моя Наташа! Так странно называть тебя этим именем, потому что тут, в поселке, эта девчонка, твоя тезка, она… Даже не знаю, как написать, слишком много всего. Я собираю вещи. Нашел вот два письма тебе. Одно писал — в самом начале. Удивительно читать о себе, какой был тогда, ничего не знал. Пожалуй, напишу тут немножко о том, чем все закончилось, чтоб потом складно тебе рассказать. Для себя напишу.

Я выбросил фотоаппарат. И сломался компьютер, на котором хранились офигенные снимки. Вернусь пустой, ну и не страшно. Вернее, я хотел привезти книгу, ты даже не представляешь, какую! Мне ее Лариса отдать хотела. Книгу древних знаний нижнего, среднего и верхнего миров. Но и ее не привезу, потому что, когда все закончилось, в ней сами собой появились новые слова, о рыбах и людях, о травах и зверях, слова мальчишки Васятки, который свою сестру спас тем, что верил в нее, любил и просто не отпустил ее в смерть. И Лариса, я писал тебе, я у нее жил в доме, она сказала, что мы эту книгу читаем, а Вася в нее пишет. Я и подумал — пусть остается ему, это важнее. Потому что он, Вася, он будет теперь хранителем этих мест, но совершенно другим, новым. Не таким, которые говорят „ничего не попишешь“ и „так суждено“, а тем, кто своей горячей верой может свернуть горы. Знаешь, мы ему помогли! Такую гору свернули, расскажу! Как-то все сошлось так, что в одно время и в одном месте сработали наши горячие желания. Ну, и вера в то, что мы это можем. Я слабый дурак, пишу и думаю, вдруг все показалось мне? Может, причины другие? Хорошо, в самый нужный момент я не сомневался, а просто очень сильно хотел.

Эх, Наталия, если бы ты видела, какой наш мир, когда он большой! Страшный, увлекательный и совершенно неизвестный. Ну, непознанный, так говорят. И похоже, никаких знаний никогда не хватит, чтобы дойти до границ. А и не надо. Нельзя же ждать, когда все станет понятно. Надо просто жить — не только головой, но и сердцем.

Завтра в поселке похороны. Умерла Дарья Вадимовна, я писал тебе о ней. Попрощаюсь и поеду. Кажется, теперь я уже смогу говорить с Альехо, что-то понимая. А Яков Иваныч, бывший местный тайный император, он болен и твоя тезка за ним смотрит. Васятка сказал — выздоровеет. Сказал — совсем выздоровеет, но это еще нескоро будет. Слишком долго он себя портил, но зато и силы в нем много.

Кажется, все.

Нет. Еще о татуировке. Наташа, пока не увидишь темноты, не увидишь и света. Я был там, в темноте, и она не только снаружи. Есть и внутри меня, это я должен всегда помнить. Буду. А фишка в том, что только мне с этим справляться, никакой дар и никакая татуировка не сделают этого за меня. Я — человек. Ноа — нет. Она только разум. Как я — сердце. Я не знаю точно, откуда она пришла и зачем, не потому что она врет, врать она, похоже, не умеет, но я должен задать ей верные вопросы, чтобы получить нужные ответы. Я буду учиться думать. Как я меняю ее собой, так и она меняет меня, и вот уже сердца без мысли мне мало. Будет ли равновесие? И будет ли оно для меня?

Скучаю. Приеду, а вдруг и увидимся в Москве?

Целую, твой подопечный Витька, растерявший в Новом году все-все (кроме себя)))»

Керчь, 25 мая 2008 г. — 12 июля 2009 г.

16 января 2011 г.