Елена Блонди - Татуиро (Daemones)

Нахмурилась, прислушиваясь. Что-то не так. «Эдем» был мертв, светил, как лампа в зале ожидания маленького вокзала, равнодушно, не заботясь, придет кто или нет. Но идти надо. Сделала несколько шагов по ослепительно красивым узорам. И остановилась. Ветер шумел у правого уха, посвистывая, уносился к высокой скале, что маячила ящером за левым плечом. И ковыль, принимая на стебли свет лун, вытянулся длинными полосами поперек ее хода. Будто серое серебро реки переходит она вброд, утопая по колено в живой и упругой травяной воде.

Подняла ногу и сапог черной кляксой очертился на светящихся волнах. Шагнула поперек и снова посмотрела на мертвые огни внизу, под холмом. Нет. Не то! Повернулась налево и пошла по течению трав, к черной скале с зашитым в нее лабиринтом камней и площадкой над пропастью. Светлые нити травы текли вместе с ней.

Витька дернул дверь. И сильнее. Выругался, оглядываясь. Всего-ничего отошел, метров сто, к подножию скал, а тут что-то случилось, дверь заперли. Стало неуютно, но раздумывать было некогда. Растянутые нити межвремени остались там, где его нет сейчас. А здесь секунда идет за секундой и все в одну сторону.

Вскочил на деревянные мостки веранды и пошел вокруг здания в слабом свете разноцветных фонариков. Миновал закуток, обрамленный легкими перильцами, в котором стоял сперва с Яшей, а потом с молчаливой Сиреной. Передернул плечами, вспомнив ее захлебнувшийся жадным визгом голос у стены травяных лезвий. Протопал по звонкому дереву вдоль темных окон и свернул за угол, к подсобному двору.

Здесь светил яркий фонарь, укрепленный на скате крыши, и ветер постукивал краем оборванной жести. На крылечке черным складнем сидел электрик, пускал дым папиросы, отмахивая его в сторону. Дым срывался и бестолково летел — то к холмам, то к морю.

— Оно не поймешь, ветруган крутит и крутит, — сказал и подвинулся, освобождая проход.

Витька вошел в яркий свет кухни. Настя, сухая, жилистая, вроде и не повариха при продуктах, покрикивая, командовала дядькой Митяем. Тот послушно таскал по плите огромные кастрюли. Мигала зеленым огоньком белая микроволновка на угловом столе и холодильник тряс широкими плечами, старательно холодя десерты.

— Я так пройду в зал? — спросил, настороженно оглядывая мирную суету. Настя обернулась, вытирая руки засаленным фартуком одинаковыми механическими движениями.

— Пройдешь, милый, вона в конце дверка, не заперта. А мы уж скоро. Десерт готов, пусть девчата идут забирать.

Посмотрела ему в спину пустыми глазами и повернулась к жаркой плите.

В знакомом желтом коридоре, полном ухающих ритмов музыки, Витька застыл, прислушиваясь. За прикрытыми дверями в банкетный зал — невнятные голоса и смех, обычная суета праздника.

Прошел мимо, косясь, и, взлетев по лестничке, поспешил в свой номер. Там покойно светила лампочка над зеркалом и синие флаконы, поблескивая, ухмылялись, как бы крутя у виска — приснилось что?

Витька вынул из пакета статуэтку, положил в нагрудный карман. Повертел в руках камеру, раздумывая, не оставить ли в номере, и показалось ему — поднимает голову медно-зеленая птица, ползут по стеклянным глазам змеиные пленки век. Повесил на плечо и подтянул ремешок, чтоб не била по ребрам. Прикрыл дверь в номер и пошел на первый этаж к спортзалу.

Чистый и мертвый коридор провожал его пустыми глазами желтых плафонов. Надо было сосредоточиться и собраться. Надо, чтоб никто не застал врасплох. Но как защититься от пустоты, которая везде? В аккуратных одинаковых планочках стен и круглых матовых лампах, в паласе на длинном полу, делающем шаги неслышными.

Спортзал встретил его темнотой, льющей себя в распахнутые двери. Темнота поблескивала вымытыми полами и бликами луны на никелированных суставчиках тренажеров. Он стоял на границе желтого света и темноты, за которой — широкие стекла в темноту моря, и видел, здесь — ничего. Пустота. Можно войти и нащупать на стене выключатель, но не было нужды. Пахло мастикой и освежителем воздуха, чуть звенело стекло дальнего окна от ветра, что наваливался, а после, потеряв интерес, уходил за угол. Пахло новенькой кожей черных сидений. В свете луны Витька видел длинное ложе, на котором пласталось тело девушки. Сейчас — пустое и нетронутое, мертвое. Здесь не было ничего.

Как и в коридоре, ведущем к банкетному залу.

И в музыке, бумкающей через последнюю преграду.

Постояв, потрогал через карман тяжелую фигурку и протянул руку. Дверь распахнулась раньше, выплескивая цветным и шумным водопадом — женские тела, блестки, мигающий дискотечный свет, уханье барабана и жужжание гитар, смех и толкотню, резкие запахи пота и духов.