Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра

Служба движения жила интенсивно. В вокзальной сутолоке выныривали красные фуражки железнодорожных служащих; отдавали распоряжения, удаляли с путей зевак, быстрым внимательным взглядом провожали отходящие поезда. Вдоль длинных составов лихорадочно и нервно пробегали кондукторы; служащие блокировочных постов — лоцманы железнодорожных станций — исполняли указания короткие и четкие, как свисток — сигнал отправления. Правил темп, размеренный на минуты, секунды — служащие то и дело сверялись со временем по двойному белому диску станционных часов.

И все-таки спокойный сторонний наблюдатель уже через несколько секунд ощутил бы нечто, противоречащее обычному распорядку.

Похоже, что-то непредвиденное проскользнуло в нормированную предписаниями и освященную традициями жизнь станции. В механическую равномерность движения вкралась какая-то неопределенная, но важная помеха.

Быть может, чуть более нервная жестикуляция, беспокойные взгляды, выжидающее выражение лиц. Что-то нарушилось в безупречно отлаженном организме. Нездоровое, зловещее напряжение растекалось по его разветвленным артериям, прорывалось нервными, полусознательными вспышками.

Служащие усердно преодолевали озабоченность, подспудную неуверенность, загадочным образом внесшую сбои в привычно действующий механизм. Каждый суетился больше обычного, лишь бы заглушить тягостное недоумение, удержать на уровне идеальную слаженность работы, кропотливое, но зато безопасное равновесие функций.

Ведь это их территория, их сфера, где они добросовестно и прилежно трудились много лет, сфера, которую, казалось бы, навряд ли кто изучил лучше их, то есть par exellence прекрасно.

Работа на железной дороге — особого рода жизнедеятельность, где посвященные не имеют права чего-либо не уметь; они единственные, кто осуществляет целую сложную систему действий, не могут позволить себе растеряться или захватить себя врасплох. Потому что любое движение издавна рассчитано, взвешено, отмерено, тщательно подогнано; и хотя сложный организм железнодорожной службы вовсе не превосходит возможностей человеческого разума, точность и мера без всяких неожиданностей, бесперебойный ритм повторяющихся движений — закон в жизни железной дороги.

Поэтому персонал станции чувствовал солидарную ответственность за бессчетные толпы пассажиров, коим надлежало обеспечить покой и полную безопасность.

А между тем внутренняя неуверенность, напряжение, даже страх неуловимыми флюидами передавались публике, вызывали повышенную нервозность.

Будь то хоть случайность, которую невозможно предвидеть, но по прошествии времени все же удается рационально объяснить (к примеру, непредусмотренные стечения обстоятельств), - они, профессионалы, при всей своей беспомощности, не впали бы в отчаяние. Но… произошло нечто, не поддающееся никакому объяснению.

Нечто невообразимое, химерическое, безумное, одним мановением перечеркнувшее весь отлаженный распорядок действий, всю привычную систему.

И железнодорожным служащим было стыдно перед собой и перед другими людьми, непрофессионалами.

В данное мгновение все усилия сосредоточились на том, чтобы «дело» не получило огласки и «широкая публика» не узнала; задача предельно ясна: «странная история» не должна попасть в газеты, любой ценой следует избежать «скандала».

До сих пор просто чудом удалось сохранить тайну, оберегаемую узким кругом лиц, то есть специалистов. Поразительная солидарность объединила этих людей в исключительных обстоятельствах: они молчали. Лишь выразительные взгляды, условные жесты и многозначительные намеки позволяли им понять друг друга. «Общественность» пока ничего не знала. Однако беспокойство рабочих, судорожная торопливость служащих незримыми токами передались и публике, уже предрасположенной к «наваждению».

А «наваждение» было загадочное и странное…

С некоторых пор на линиях государственных железных дорог появился какой-то поезд, отсутствующий в расписаниях, не зарегистрированный ни в одном документе, не числящийся среди курсирующих составов, словом, чужак без всякой лицензии и полученного на выход на линию разрешения. Не удалось даже определить, к какой категории он относится, из какого вышел депо, ибо в краткие мгновения, когда его видели, сориентироваться не представлялось возможным. Во всяком случае, судя по неправдоподобной скорости, с какой поезд проносился перед глазами изумленных зрителей, он значился в весьма высоком ранге — по меньшей мере экспресс.