Стефан Грабинский - Избранные произведения в 2 томах. Том 1. Саламандра

Температура снаружи неожиданно понизилась — судя по тому, как внезапно окна вагонов затуманились изморозью. Кто-то чувствительный к холоду подключил в сеть систему реостатов, извивавшихся вдоль стен.

— Corpo di Bacco! — проворчал Ровелли. — «Infernal» мне сегодня совсем не нравится, мы снова ползем как черепаха.

Поезд в самом деле замедлил свой бег. Словно бы устав от бешеного темпа увертюры, теперь он, тяжело дыша, неспешно взбирался на предгорье. Вдруг раздался протяжный свист локомотива, скрежет резкого торможения, и поезд стал. То тут, то там из купе высовывались головы — люди пытались узнать, что случилось.

— Вот напасть! Стоим в открытом месте!

— Нет-нет! Там какой-то сигнал. Мы рядом со станцией.

— Какая здесь, к черту, может быть станция?

— Наверное, Сан-Ремо.

— Исключено. Слишком рано. А хотя бы и Сан-Ремо, зачем останавливаться? У этого поезда ближайшая стоянка только в Генуе.

— Терпение, господа! Подождем — увидим.

Лещиц внимательно смотрел на сигнал. Он ярко светил впереди наверху, по правой стороне колеи, — в виде большого фиолетового фонаря, прикрепленного к одному из плеч семафора.

— Странный сигнал, — пробормотал он, обернувшись назад, и встретил взгляд Ровелли. — Видали?

— Да. Действительно, я тоже впервые вижу такого рода железнодорожный сигнал. Что за цвет! Мне всегда казалось, что в сигнализации используется зеленый, красный, синий либо обычный белый, но что означает фиолетовый — ума не приложу.

— Господин кондуктор, — спросил кто-то у пробегавшего мимо железнодорожника, — что это за сигнал?

— А пес его знает, — растерянно бросил кондуктор и помчался дальше, к головным вагонам.

— Хорошенькая история, — пробурчал Пембертон. — Персонал и тот не понимает сигналов. Боюсь, тут что-то не в порядке. Может быть, сойти и разузнать там впереди, у машиниста?

— Выходите, выходите! — послышались голоса снаружи.

— Кто это там кричит?

В ответ под окнами загудела толпа. Очевидно, пассажиры уже гурьбой покидали вагоны.

— Ну что ж, последуем их примеру!

Вскоре состав совсем опустел. Движимая единым импульсом, толпа устремилась в сторону станции. На обочинах насыпи чернели под фиолетовым светом удлиненные силуэты мужчин, женщин, детей. Еще минуту назад шумливые и возбужденные, сейчас они шли тихо и как-то отрешенно, мерным шагом, не слишком торопясь…

Лещиц почувствовал на плече чью-то ладонь. Он обернулся и увидел сосредоточенное лицо махатмы.

— Любезный друг из Полонистана, держись теперь со мною рядом.

Профессора слегка удивил его тон, но, поскольку ученый-йог был ему симпатичен, он дружески подхватил его под локоть.

— С удовольствием, махатма.

Проходя мимо локомотива, он хотел было расспросить машиниста, но того уже не было: ушел по примеру остальных к станции, оставив поезд на произвол судьбы.

— Ничего не поделаешь, придется и нам идти туда же. Но что это за станция, черт бы ее побрал?

— Вскоре ты удовлетворишь напрасное свое любопытство, — заверил его Ришивирада.

Но вот в нескольких десятках метров за семафором обозначились контуры здания.

— Проклятие! — вырвалось у Лещица, когда они миновали последнюю стрелку. — Здесь все выдержано в одном цвете. Взгляни, махатма! Все путевые указатели подсвечены фиолетовым. Да и сама станция тонет в нем: ни одна лампа не застеклена обычным белым колпаком, все рассеивают этот назойливый фиолетовый цвет.

— Станция Буон-Ритиро, — услышали они за спиной голос Ровелли.

— Ага, точно, — удивился Лещиц, прочтя надпись на фронтоне перронного навеса. — Означает что-то вроде «Уединения». Красивое название. Но откуда она взялась на этом маршруте?

— Я тоже, сколько ни стараюсь, не могу припомнить такой станции, это я-то, урожденный генуэзец, знающий этот край как свои пять пальцев.

— В моем путевом расписании ее тоже нет.

— Загадки, господа, сплошные загадки.

Они подошли к группе кондукторов, вяло слонявшихся по перрону.

— Почему мы не едем дальше? Чем вызвана остановка?

Те подняли на вопрошающих удивленные взгляды, словно не понимая, чего, собственно, от них хотят.

— А зачем ехать дальше? — наконец собрался с силами самый бодрый. — Плохо тут, что ли? Тишь да благодать, как в раю.

— Как у Бога за пазухой, ей-ей, — восхитился другой.

— Оттого-то, стало быть, вы и погасили свои фонари — единственные лампы с белым светом во всей этой странной округе?

Ответом были благодушные усмешки.