Профессор Рышпанс, худой, высокий господин в светло-сером костюме, с моноклем в глазу, извиняясь на каждом шагу, пытался пробраться через отделение и вдруг задержался, внимательно вглядываясь в рассказчика. Возможно, что-то в речи путейца привлекло его внимание. Он остановился, оперся о железную консоль перегородки и прислушался.
— Уж поверьте, господа, — говорил путеец, — в последнее время, и в самом деле, участились загадочные случаи на железной дороге. Все это, как представляется, имеет некую цель, с неумолимой последовательностью ведет к своему предначертанию.
Он помолчал, выбил трубку и спросил:
— А про «вагон смеха», уважаемые господа, вам не доводилось слышать?
— И в самом деле, — вмешался профессор, — в прошлом году что-то мелькало в газетах, да я не придал значения, решил — обычные россказни, очередная журналистская штучка.
— Какое там, сударь! — пылко возразил железнодорожник, обратившись к новому слушателю. — Ничего себе штучка! Чистейшая правда, факт, подтвержденный многими очевидцами. Я сам разговаривал с людьми из этого вагона. Они после поездки проболели чуть не месяц. — Расскажите, пожалуйста, подробней, — раздался чей-то голос. — Интересная история!
— Да не просто интересная, а веселая, — уточнил карлик, встряхнув своей львиной гривой. — Так вот, история такова: год назад какой-то увеселительный вагон втерся в общество солидных и серьезных коллег и куролесил в дороге две с лишком недели на потеху и на горе людям. Потеха, правда, оказалась весьма сомнительного свойства, смахивала порой на издевательство: пассажир, попавший в этот вагон, сразу же приходил в превосходное настроение, вскорости сменявшееся буйным весельем. Словно вдохнув веселящего газа, люди принимались хохотать без всякого повода, в полном смысле слова за животики держались, слезами обливались; в конце концов смех доходил до страшного пароксизма: у пассажиров от дьявольской радости начинались конвульсии, они как безумные бросались на стенки, не переставая реготать, точно стадо животных, от хохота захлебывались пеной. На каждой станции приходилось выносить кое-кого из несчастных счастливцев, не то они просто умерли бы со смеху.
— Ну а как реагировало ваше начальство? — спросил, воспользовавшись паузой, инженер Знеславский, приземистый крепыш с энергичным профилем.
— Поначалу эти господа думали, все дело, мол, в психической эпидемии, и люди просто заражаются друг от друга. Только вот случаи веселья повторялись ежедневно да к тому же все в том вагоне, но тут одному из железнодорожных врачей пришла в голову гениальная идея. Уверенный, что вагон заражен бациллой смеха, которую он наспех окрестил bacillus ridiculentus или bacillus gelasticus primitivus, лекарь отдал распоряжение немедля дезинфицировать вагон.
— Ха-ха-ха! — расхохотался над ухом несравненного говоруна, профессионально задетый сосед, врач из В.
— Любопытно, какое же дезинфицирующее средство он применил — лизоль или карболку?
— Ошибаетесь, уважаемый господин, ни то, ни другое. Злополучный вагон облили с крыши до полу специально ad hoc изобретенным препаратом, упомянутый доктор окрестил свое изобретение lacrima tristis, то есть «слеза печали».
— Хи-хи-хи! — заливалась в углу дама. — Какой вы шутник! Хи-хи-хи! Слезка печали.
— Именно так, сударыня, — невозмутимо продолжал горбун. — Вскорости после выхода на линию выздоровевшего вагона несколько пассажиров лишили себя жизни выстрелом из револьвера. Эксперименты, подобные такой дезинфекции, не минуют бесследно, отмщения не избежать, сударыня, — заключил он, грустно покачав головой. — Да, да, радикализм в подобных случаях вреден для здоровья.
На мгновение возникла пауза.
— Ну, а через несколько месяцев, — продолжил свою байку путеец, — по стране разошлись панические слухи о появлении «трансформирующего вагона» — carrus transformans, как назвал его некий филолог, сдается, тоже жертва нового бедствия. В один прекрасный день во внешности нескольких десятков пассажиров, совершивших поездку в том самом роковом вагоне, произошли странные перемены. Многочисленные родственники, друзья и знакомые были ошеломлены бросившимися им на шею индивидами, прибывшими указанным поездом. Жена судьи, молодая, привлекательная брюнетка, с ужасом отталкивала от себя тучного господина с обширной лысиной, утверждавшего, что он ее муж. Девица В., красивая восемнадцатилетняя блондинка, билась в истерике в объятиях седенького, как лунь, подагрического старичка, поднесшего ей на правах жениха букет азалий. И, наоборот, пани советница, дама в возрасте, приятно изумилась встрече с элегантным молодым человеком, апелляционным советником и своим супругом, чудесным образом посвежевшим на сорок с лишним лет.
Читать дальше