Фрэнсис Вилсон - Застава

— Что ты хотел мне сообщить, еврей? — грозно спросил он.

— Это дело чрезвычайной важности, господин майор, — ответил Куза, нарочно говоря почти шепотом, чтобы Кэмпферу приходилось напрягать слух. — И не для посторонних ушей.

Майору пришлось пробираться через кучи щебня и мусора. По дороге губы его шевелились — очевидно, он крепко ругался про себя.

Куза даже представить себе не мог, насколько приятно ему будет наблюдать это зрелище.

Наконец Кэмпфер добрался до инвалидного кресла и жестом приказал остальным отойти.

— Смотри, жид! Если ты посмел разбудить меня из-за пустяка, то…

— Мне кажется, я нашел очень важный источник информации об этом замке, — заговорил Куза тихим конфиденциальным тоном. — В гостинице остановился новый постоялец. И сегодня я с ним познакомился. Он очень живо интересуется всем, что происходит сейчас на заставе. Причем слишком уж сильно интересуется, вы меня понимаете? Утром он всеми средствами пытался вытянуть из меня то, что мне известно.

— А какое это имеет отношение ко мне?

— Дело в том, что некоторые его слова буквально поразили меня. Причем настолько, что, вернувшись в свою комнату, я тут же вновь углубился в изучение тех старинных запрещенных рукописей и действительно нашел там подтверждение его слов.

— Каких еще слов?

— Сами по себе они не столь уж важны. Главное то, что он знает о замке гораздо больше, чем пытается показать. Я почти уверен, что он связан с теми лицами, которые платят за содержание замка.

Куза сделал паузу, чтобы смысл его слов дошел до майора. Он не хотел перегружать мозг Кэмпфера избытком информации. После этого он добавил:

— На вашем месте, господин майор, я бы пригласил этого постояльца к себе для милой беседы. Возможно, он будет настолько любезен, что сообщит вам немало ценного.

Кэмпфер рассердился:

— Ты еще не на моем месте, еврей! Я не собираюсь уговаривать всяких олухов зайти ко мне на разговор, и тем более не собираюсь ждать до утра, — Он повернулся и подозвал к себе Остера. — Быстро пришлите сюда четырех автоматчиков! — Потом обратился к Кузе: — Ты поедешь с нами и покажешь этого парня, чтобы я был уверен, что мы арестовали именно того, кого надо.

Куза едва сдерживал улыбку. Вот как все иной раз бывает просто — чертовски просто!

— Еще одно возражение моего отца состоит в том, что ты не иудаист, — продолжала Магда. Они все еще сидели в кустах среди засыхающей листвы и, не отрывая глаз, следили за замком. Стало совсем темно, и во внутреннем дворе зажгли свет.

— Что ж, в этом он прав.

— А какая у тебя религия?

— Никакой.

— Но твои родители должны же были ходить в какую-то церковь?

Гленн пожал плечами.

— Наверное. Но это было так давно, что я уже все забыл.

— Как о таком можно забыть?

— Очень даже легко.

Магда начинала нервничать. Он опять отказывался утолить ее вполне естественное любопытство.

— Гленн, а ты сам веришь в бога?

Он повернулся и одарил ее такой ослепительной улыбкой, которая не могла ее не растрогать.

— Я верю в тебя. Разве этого не достаточно?

Магда крепче прижалась к нему.

— Да. Наверное, ты прав.

Она не знала, как должна вести себя с человеком, столь непохожим на нее саму, но которого она так безумно любит. Гленн производил впечатление человека образованного, глубоко эрудированного, но она не могла себе представить его, например, за чтением книги. Сила и энергия так и струились из его тела, а с ней он был до того нежен!..

Гленн являл собой настоящий клубок всевозможных противоречий. И все же Магда чувствовала, что нашла именно того человека, с которым хотела бы связать свою дальнейшую жизнь. А жизнь с Гленном, наверное, сильно отличалась бы от всего того, что она была способна вообразить себе еще неделю тому назад. Кончились бы спокойные дни, заполненные переписыванием нот и доскональным изучением старинных книг. Зато главной частью их будущего, несомненно, стали бы безумные, ослепительные ночи — слитые воедино тела и обжигающая безудержная страсть. Если ее жизни не суждено оборваться на этом перевале, то она хотела бы продолжить ее только вместе с Гленном.

Ей было непонятно, как он умудрился за такой короткий срок так сильно привязать ее к себе. Она только знала, что любит его, и все… И ей отчаянно хотелось всегда находиться с ним рядом, не расставаясь ни на секунду. Быть как бы одним существом. Прижиматься к нему по ночам, рожать ему детей и видеть его счастливую улыбку — точно такую же, как она видела только что.