Сергей Саканский - Мрачная игра. Исповедь Создателя

Моим жилищем оказалось каменное бунгало дореволюционной постройки, прописанное по переулку с саркастическим названием Народный. За годы его существования земля, вернее, культурный слой, дорос почти до самых окон, что вскоре помогло продолжить в этой комнате драму, чьи первые акты уже были написаны при моем непосредственном участии. Пока же, закурив и рухнув на кровать, я почувствовал себя незащищенным от человека, который снаружи мог подойти к окну и прицельно посмотреть на меня сверху вниз…

Я подумал, что последнее время слишком часто курю траву и, наверно, именно поэтому меня преследует одна и та же песня, когда со словами, когда – просто вроде навязчивой мелодии, исполняемой каким-то внутренним оркестром клуба одиноких сердец: контрабас печени, почки, как пара фаготов, фортепиано ребер, – песня, написанная Ленноном не иначе как под воздействием ЛСД, и трава – это проводник, открывающий второе его пространство:

В комнате восстановилось равновесие звуков, нарушенное моим прибытием. Я слышал гуляющий по набережной вольвокс и гнусный, парализующий мысль голос моря, я слышал троллейбусный зуд наверху и утробное ржание иномарок, и где-то был детский плач, и кто-то во дворе, какая-нибудь будущая шлюха или какой-нибудь будущий убийца, маниакально швырял о стену мяч.

Невидимое радио транслировало песню. Я уловил обрывок и не поверил своим ушам. Я вновь прислушался, и вдруг ужас охватил меня. Я сел на кровати, нервно хихикая, потому что у этой песни были вот какой текст:

Прикольными словечками вела ты разговор…

Ты на меня наехала своею красотой…

Потому что этого не может быть… Не может радио или TV, или какое другое электронное устройство воспроизводить такую песню. Потому что такой песни не существует.

Не может быть человека, который написал бы эти слова. Ладно, пусть он все-таки есть. Но нужен другой, который сочинил бы музыку, третий и еще многие – музыканты, певцы, звукооператоры, техники – и так далее, по крайней мере, человек двадцать должны были совершить те или иные действия, чтобы я сейчас слышал эту песню, и такого не может быть.

Вот оно, снова началось… Или же – оно и не прекращалось ни на миг, кроме, разве что, длинного, упоительного перелета над облаками, полета моих воспоминаний… Все это – и немыслимая песня, и прыщеватые ларьки, и шагающие памятники, и президент России, и рекламные паузы, – весь этот причудливый мир есть всего лишь плод моего больного сознания, затянувшаяся галлюцинация.

Я рванул ворот рубашки и в ярости впился ногтями в собственную грудь. Было больно. Между сосками явственно проступили восемь красных пятен. Я проснулся. Свет был знакомый, желто-зеленый, сырой, круглосуточный, медленный свет…

Я в лесу точно…

На соседней шконке, чему-то улыбаясь внутри, похрапывал Бог-Из-Машины.

Зеку часто снится, что он выходит на волю и куролесит, обычно, на следующий день надо нежно, заботливо культивировать такой сон…

Я снова погрузился в дрему, единственное, чего они не состоянии отнять – эти вольные фантастические полеты личности в пространстве и времени, эти произвольные замены деталей реальности деталями сна и наоборот: образ Бога растворился в рисунке обоев… И вот уже пошел более легкий, местный кошмар: какой-то длинноволосый урод, белый, как Незнайкина совесть, на кровать ко мне садится, тычет пальцем, белый, весь в белом – Белый Человек, прескверный гость, послушай, Бог, ты мне сегодня приснился, будто бы нас выпустили в один день, меня и тебя, вдвоем и, откинувшись, мы едем почему-то вместе, хотя я знаю, что тебе надо в Кострому, махево, перестрелка, жопы какие-то, далее – уже мой личный, долгий, профессиональный кошмар…

– Знаю, наслышан. Только вот что я тебе скажу, Коперник: Не то и не там ты ищешь. Фактически, тебе давно известно, кто донес на тебя, это просто читается между строк. Выходит, что детектив исчерпал себя.

– Вовсе нет. Просто один вопрос заменился другим. Меня больше интересует, что произошло на даче, чем какая-то давняя история. И выясняю я не причастность к доносу, а его мотивы.

– Мотивы были у всех. Обидно только, что сидишь ты ни за что, даже если бы ты и сам напечатал деньги. Это поганое государство считает, что только оно может рисовать фальшивки и спекулировать валютой.

– Государство – это просто узаконенная банда. Ты мне лучше скажи, Бог, найду ли я свою аскалку или нет?