Сергей Саканский - Мрачная игра. Исповедь Создателя

Но все это не имело ни малейшего значения, потому что уже была поставлена жирная точка над «i». Стоматологическая экспертиза. Квалифицированные специалисты.

Марина была мертва.

Мне захотелось встать и уйти (неизвестно куда и зачем), но Хомяк опередил меня.

– Извини, – проговорил он, – но мне сейчас надо в офис, меня ждет брокер с палеными ваучерами.

Смысл этой фразы был мне не вполне ясен. Я поставил недопитый бокал на стол и поднялся.

– Хочешь, подвезу до метро?

– Не стоит. Я уже видел твою машину на улице.

– Ну, как знаешь.

– Послушай, Хома, – сказал я уже в коридоре, одевшись. – Можно один вопрос напрямик?

– Валяй.

– Не ты ли это позвонил тогда по известному телефону и сдал меня в полис?

Его глаза сузились, сквозь прежнюю тошнотворную маску проступило циничное и жестокое, пожалуй, истинное лицо. Было видно, что он борется с желанием меня ударить. Я ожидал и хотел этого, чтобы через несколько минут сделать из него кусок мяса. Но он лишь усмехнулся, пожевал губами и спокойно ответил:

– Это глубоко не логичный вопрос, кореш. Если бы тебя сдал я, то сразу последовал бы за тобой, как подельник. Я не смог бы сделать этого ни при каких обстоятельствах, даже если бы у меня были мотивы.

– Мотивы, между прочим, у тебя были.

– Давай забудем об этом, а? Ведь столько уже лет прошло…

– Да? – сказал я. – А тебе никогда не приходило в голову, что роман о Раскольникове написал никто иной, как Свидригайлов?

– Нет, не приходило. Да и вообще – последние годы я читаю только детективы, фантастику… Голова слишком забита делами, извини.

Едва я протянул руку к двери, как замок, будто во власти телекинеза, открылся сам, и Авдотья вошла. Мне было любопытно, узнает она меня или нет.

На ней был клетчатый костюм в стиле деловая женщина. Она выглядела плохо: похудела настолько же, насколько поправился ее муж, словно бы он впитал ее мясо. Она узнала меня.

– Неужели? – и ее лицо скривилось в улыбке.

Я никогда особо не жаловал ее, хотя она, похоже, стремилась найти во мне друга.

– Уже уходишь?

– Надо.

Щелкнув каблуками, я припал к ее руке. Похоже, эту женщину грызла какая-то болезнь или простая хандра, усталость.

– Я позвоню, – сказала она. – Телефон все тот же?

– Не знаю, – сказал я и сгинул.

Выйдя на улицу и, как на прогоне, представив всю эту сцену, я, наконец, понял, чей голос напоминал мне этот мерзкий баритон Хомяка. Это никак не могло быть объяснено чьим-то безумием, кроме моего личного, и даже пресловутый сдвиг реальности казался тут совершенно ни при чем.

Это был мой собственный голос.

То был конец пути, тупик, за которым пыльная трава, сор, одуванчики. На что я надеялся? На то, что погибла другая женщина, какая-нибудь новоиспеченная Ника, а моя, присвоив ее документы (и лицо!) отправилась, скажем, в теплые края – куда, зачем? Неужели я с самого начала не чувствовал, что ее нет в этом мире, подобно тому так, войдя в темную комнату, сразу понимаешь, есть ли там человек или же комната – безжизненна?

Наверное, все это было для меня лишь реализацией страха смерти. Как же отчаянно я цеплялся за жизнь, если так верил в эту, мною же созданную легенду!

Я приплелся домой. Мамаша была на очередном дежурстве. Я подумал, что и она совершенно не беспокоит меня: не беспокоит, как она увидит это, что дальше будет с нею… Ничто не могло мне помешать, равно как и помочь в те злосчастные минуты. Я подумал, что меня совершенно не волнует, как я буду выглядеть… Я почувствовал такую тупую, невыразимую скуку…

Вот и все. Еще несколько движений, и с этим будет покончено. А вдруг? Что если сделать последнюю ставку, любую, нелепую… Что если я сейчас просмотрю в окно и проклятая труба будет снова на месте? Если так, то я ничего не сделаю и буду лишь с легким содроганием вспоминать весь этот кошмар. Итак, если труба на месте, то я…

И тут раздался телефонный звонок.

Это могли звонить только матери, или она сама – мне: ведь пока лишь трое людей знали, что я вернулся, и у меня не было ни малейшего желания восстанавливать старые связи, с самого начала, еще до того, как я принял то теплое, пьяно согревающее, ванное решение…

Телефон продолжал звонить.

Мне пришла в голову бредовая мысль, будто бы я нахожусь в пространстве какого-то романа или фильма, где – по закону жанра – герой не может погибнуть, посему этот звонок придаст сюжету новое движение, спасая тем самым от смерти – меня.