Дэвид Кейс - Таящийся ужас 2

Это случилось примерно полтора года назад. Я совершал свою обычную прогулку поздно вечером — привычка, которая позволяла мне подышать свежим воздухом и немного размяться, неособенно заботясь о присутствии других людей. Время было позднее, улицы опустели, и тишину нарушал лишь стук моей трости о мостовую. Где-то вдали лаяла на луну собака и стонал в ночи гудок поезда.

Я бесцельно бродил по улицам и наконец очутился на большом открытом пространстве; это был смутно знакомый мне участок общинной земли. Я шел по утоптанной тропинке, которая вилась между угрожающе изогнувшимися в темноте кустами, пока не заметил примерно в полумиле перед собой тусклый свет фонарей, освещавших дорогу, по которой я намеревался вернуться домой.

Оглядывая простиравшееся передо мной пространство, я приметил смутные очертания фигуры человека, который приближался подпрыгивающей походкой. По мере нашего сближения я смог разглядеть мужчину, который шел очень быстро, опустив голову и засунув руки глубоко в карманы пальто. Когда между нами оставалось лишь несколько ярдов, я увидел, что это молодой и энергичный человек, быстрая походка которого явно свидетельствовала о желании как можно скорее добраться до дому. Мне подумалось, что это, вероятно, какой-нибудь юный Ромео, который только что нежно простился со своей возлюбленной и, пожелав ей доброй ночи, возвращается домой, полный розовых мечтаний. Разумеется, то были лишь мои домыслы, но даже они заставили меня ощутить острый укол зависти.

Проходя мимо по дорожке, молодой человек сильно толкнул меня. В свою очередь я пробормотал какие-то извинения, которые остались без внимания. Юный Ромео проскочил, то ли не замечая меня, то ли, что скорее всего, попросту игнорируя. Гнев и возмущение вскипели во мне. Меня, и так обездоленного в этой жизни, толкнул и даже не извинился какой-то молодой хулиган, наверняка обладавший тем, чего я так долго желал.

Несколько мгновений я стоял, сотрясаемый яростью, затем повернулся и бросился за ним. Молодой человек, должно быть, услышал мои шаги, потому что успел повернуться вполоборота, когда я своей тяжелой тростью с медным набалдашником нанес ему сокрушительный удар по голове. Мое орудие встретило лишь очень слабое сопротивление; звук удара был подобен мягкому хрусту скорлупы сырого яйца, упавшего на каменный пол кухни.

Я выпустил трость из рук и отступил назад, с изумлением наблюдая, как молодой человек, не издав ни звука, согнулся и медленно осел на траву. Трость так и осталась глубоко сидеть в его черепе. Я зажег спичку и в ее колеблющемся мерцании увидел лицо, на котором застыла маска ужаса; рот и глаза были широко раскрыты. Мне кажется, что в тот момент я улыбался. Я не испытывал ровным счетом никакого сожаления о содеянном несколько секунд назад. Напротив, успокоившись и полностью оценив ситуацию, я вместо страха или паники переживал состояние настоящей эйфории. Чувство удовлетворения переполняло меня, словно мне, аконец, хотя бы частично вернули давнишний долг.

Для лучшей опоры я наступил ногой на горло трупа и без особых усилий высвободил из кровавого месива богато орнаментированную, но, как оказалось, вполне эффективную дубинку. Расстегнув пальто и пиджак жертвы, я вытер его рубашкой кровь с медного набалдашника. Затем поднялся, еще раз взглянул в эти мертвые, быстро стекленевшие глаза и очень спокойно и размеренно продолжил путь домой. Перед сном я тщательно смыл с трости все следы крови и сжег рубашку, на обшлагах которой остались большие кровавые пятна. Рукава пальто также требовали внимания, однако после необходимых процедур я наконец смог лечь в постель и крепко уснул.

На следующий день все газеты пестрели сообщениями о происшедшем, и я наконец-то ощутил свою значимость. По всей стране люди будут читать о том, что было делом моих рук. Конечно, никто не станет приписывать преступление лично мне, но в этом-то и состояла главная прелесть случившегося. Я часто слышал, что немотивированные преступления наиболее трудны для раскрытия. Я приобрету известность, пусть в качестве просто «неизвестного убийцы», но все-таки именно обо мне будут читать тысячи людей, именно я стану предметом их живейшего интереса. Впервые в жизни меня заметили, и не было на свете большего счастья.

На протяжении нескольких недель я пребывал в веселом, приподнятом настроении. Дни шли, газеты уделяли происшедшему много внимания и даже не пытались скрыть того факта, что полиция не нашла ни единой ниточки к раскрытию преступления. Со временем сообщения о ходе расследования становились все более лаконичными, и постепенно всякие упоминания о нем вообще исчезли. Именно в этот период я вновь начал ощущать беспокойство. Жизнь, моя опять стала пустой, и я почувствовал непреодолимое желание что-то предпринять. Вновь нахлынуло ощущение собственного ничтожества, униженности и неприметности.